Среди ночи

Его кости продолжала ломать усталость. Также ныли его мышцы, и горели глаза. В эти выходные он не спал. Телефон звонил без конца. Дэнни ночами просиживал рядом с отцом, наблюдая, как тот терпеливо слушает непрекращающиеся, следующие один за другим звонки. Телефонная трубка, расплющивала его ухо, линии морщин исполосовывали его лицо и становились еще глубже с наступлением ночной темноты. Он помнил слова отца, когда-то прозвучавшие для него как молитва: «Я отдаю им должное».

Несколько раз ему хотелось забрать у отца трубку и крикнуть в нее: «Оставьте нас в покое… вы спятили… вернитесь к жизни…»

Днем в субботу и воскресенье было несколько звонков от репортеров, на которые его отец отвечал хорошо знакомым «без комментариев». Около их дома собирались любопытные, которые, становясь на цыпочки, заглядывали в окна, кто-то фотографировал сам дом и людей, останавливающихся около него. Кто-то был с телевизионной камерой, наверное, из местного телеканала.

За прошедшие выходные Дэнни покидал дом дважды. В первый раз он ходил к дому, в котором была квартира Дэйва и Лулу. Дом выглядел заброшенно, окна были зашторены, над входом в дом висел траурный венок.

На странице для некрологов «Барстоф-Патриот» опубликовал статью с сухим и резким заголовком: «Двое покончили собой»

Такой же сухой была статья, в которой были только факты, ничего сенсационного или кричащего, ничего напоминающего магазинную вывеску «24 часа». Он впервые узнал фамилию Дэйва: О'Хирн. Его поразило то, что он ни разу не поинтересовался, что это значит. Он затряс головой, прочитав печальные слова: «Они — неизвестные выжившие…»

Дэнни знал, что пройдет еще немало времени, когда он сможет забыть произошедшее тем вечером. Забыть… Он никогда этого не забудет. Он был на краю пропасти в ногах у самой смерти, с каким трудом ему давался каждый вдох. Когда он закрывал глаза, то видел лежащую на полу Лулу и обнимающего ее Дэйва. Они постоянно оживали в его памяти, будто в кино. Но это было не кино.

Отвернувшись от дома Дэйва и Лулу, он подумал, не рассказать ли об этом родителям? Может, когда годовщина пройдет, и перестанет звонить телефон, или вообще никогда. Может, если он не будет об этом говорить, забыть все это будет проще?

Второй раз он вышел из дому вместе с матерью. Они шли на утреннюю молитву в костел Святого Мартина, которая должна была начаться в пол седьмого утра. Церковь была почти пуста. Став на колени, чтобы зажечь свечу, он подумал о Лулу и о ее пустоте. Ему было интересно, каждого ли ждет эта темная бездна, ничто. Он взглянул на мать. Она молилась, блаженно сложив перед собой ладони, ее губы шевелились, а глаза смотрели куда-то в небо. Все священники и монахи проповедовали рай, ад и чистилище. Может, та пустота и была адом, в котором побывала Лулу? Он содрогнулся от шевельнувшегося холодного воздуха. Он прочитал старые, знакомые с детства молитвы: «Отче наш» и «Благословенную Марию» — вслух, четко проговаривая каждое слово, автоматически, но на этот раз вкладывая в слова другой, свой, особый смысл, не связанный ни с Лулу, ни с ее пустотой. Может, молитва сама по себе и была ответом на то, о чем он молился. Эта мысль его удивила. Здесь было, над чем подумать. Между тем он повторил свои молитвы еще раз, а затем еще.

* * *

Теперь, когда к остановке приблизился автобус, появилась Доун. Она бежала, размахивая сумкой. Когда она уже была около автобуса, то она не могла отдышаться.

Она выглядела все так же прелестно и свежо, как и всегда, даже, когда, запыхавшись, поднималась на подножку. Монстры начали ухать и свистеть, когда она пробиралась через них, но позволили ей пройти. Последним в автобус поднялся Дэнни. Он увидел ее на одном из задних сидений и направился в конец автобуса, переступая через подставляемые ему ноги. К своему разочарованию он увидел, что на сидении рядом с ней лежала сумка — старый знак того, что собеседники ей не нужны.

Когда он проходил мимо, она смотрела в окно. Он сел у нее за спиной. Их разделяли целых два ряда сидений. Автобус тронулся.

— Эй, Дэнни, твоя девушка вернулась. Мне кажется, она от тебя без ума, — голос Дракулы громко транслировал на весь автобус. Дэнни как обычно проигнорировал его, разглядывая наклейки с инструкциями по безопасности и первой помощи над окнами в салоне.

— Эй, Дэнни, тебе хочется записаться в неудачники? — это был голос все того же Джеймса Кени.

«…тебе хочется записаться в неудачники…»

Он поднялся с сидения, и в это время автобус завернул за угол. Он опрокинулся в сторону, ухватившись за спинку сидения, на котором сидела Доун. Она продолжала смотреть в окно, но он заметил, как ее щеки постепенно начали наливаться краской.

— Смотри, Дэнни, она хочет тебя поколотить, — снова все тот же голос Дракулы.

— Ты… — начал Дэнни.

— Что, я, — спросила она, продолжая смотреть в окно. Ее щеки стали еще красней.

— Хочешь меня поколотить?

— Я не признаю насилие, — ответила она.

Наконец, повернувшись к нему, она сказала: