Среди овец и козлищ

Он снова говорил уверенно и звучно.

Я видела, как полицейский одернул мундир и убрал блокнот в карман. Потом услышала, как он советует отцу как следует поразмыслить и вспомнить – может, что-то еще выскользнуло из памяти. Констебль Грин произнес это «выскользнуло из памяти» так, словно учился говорить на иностранном языке. Отец новым уверенным тоном ответил, что непременно постарается. Дверь в гостиную отворилась, все вышли в холл. Одновременно мы с Тилли бесшумно и одним духом взлетели на верхнюю площадку.

– Ну, и что ты обо всем этом думаешь? – спросила Тилли, когда мы оказались у меня в спальне. Она запыхалась от подъема по лестнице и волнения.

Я пожала плечами:

– Не знаю…

– А тебе не кажется странным, что твой папа ни разу не упоминал об этом прежде?

– Может, и так.

– А вот лично мне все это кажется очень странным. – Последнее слово прозвучало приглушенно – в этот момент она стягивала пончо через голову. – Как-то концы с концами не сходятся.

Мы уселись на кровать. Шелковое стеганое одеяло приятно холодило ноги. С первого этажа доносился голос мамы, волны его нарастали, ширились, бились в потолок.

Тилли взяла одну из фигурок галаго, поднесла ее к лицу.

– Не думаю, что твоей маме все это понравилось, – пробормотала она.

Я провела ладонью по одеялу, статическое электричество покалывало пальцы.

– Да уж, – согласилась я.

– Наверное, огорчилась, что этот полицейский еще раз наведался к вам. Ведь они в полиции очень заняты, верно? Работы наверняка полно.

– Наверняка, – пробурчала я.

– Хотя не думаю, что есть повод для беспокойства, – добавила Тилли в утешение, хотя ее лицо выражало крайнее беспокойство.

Голос мамы продолжал пробиваться сквозь доски пола. Слова звучали неразборчиво и отрывисто, и от этого становилось только хуже. Если бы я могла слышать все, что она говорит, то, наверное, немного успокоилась, потому как знала способность мамы превратить весь вечер в споры буквально ни о чем. Мне страшно хотелось, чтобы так же произошло и на этот раз, и я затаила дыхание, пытаясь найти хоть какой-то смысл в обрывках слов, но они бились о потолок, как мелкие камушки.

На фоне материнского голоса пробивался низкий извиняющийся голос отца. Один раз он все же умудрился прорезаться, и я услышала следующее: «Мне нечего больше добавить». А затем: «С чего бы это я стал лгать?» А затем голос его утонул в новой волне неразборчивых криков.

Тилли поставила куколку обратно на полку.

– Хотя довольно странно, почему это он не говорил прежде, что виделся с миссис Кризи. Правда?

Я слегка сдвинула галаго влево.

– Должно быть, просто выскользнуло из памяти, – ответила я.

Показалось, будто я говорю на каком-то иностранном языке.

6 июля 1976 года

Мы следовали за миссис Мортон по Хай-стрит. Она рассекала по тротуару, точно корабль, плавно огибая детские коляски, маленьких собачек и людей, которые остановились вытереть мороженое с подбородков.

Этот июльский день побил все рекорды жары. Небо обрело какой-то кислотно-синеватый оттенок, и даже облака, теснившиеся у горизонта, не могли испортить эту безупречную летнюю страничку, распростертую над нашими головами. Однако среди горожан выискались и недоверчивые. Мы проходили мимо людей с кардиганами, переброшенными через руку, мимо дождевиков, которые запихали в сумки для продуктов, а одна женщина несла зонт, грозно торчавший из-под мышки, точно артиллерийское орудие. Казалось, люди до сих пор не могут смириться с погодой, свято верят в то, что каждую минуту она может измениться, вот и носят постоянно с собой все эти вещи для пущей безопасности.

Миссис Мортон, даже не останавливаясь, умудрялась перемолвиться словечком с каждым, встреченным на пути. Моя мама всегда останавливалась, так и замирала в дверях магазина или на краю тротуара до тех пор, пока ручки сумок не начинали больно впиваться в ладони, а вот миссис Мортон умела вести разговор прямо на ходу, подавая тем самым пример каждому, кого вопросы приковывали к месту, точно якорем. Впрочем, она все же притормозила у магазина «Вулвортс», поглазеть на горы шезлонгов, выставленных прямо на тротуаре у дверей. Нас же с Тилли привлекали разные предметы в корзинах, которые казались нам просто необходимыми, – дартс для игр на лужайке, карманные стилофоны и бадминтонные ракетки, завернутые в целлофан. Тут же были выставлены целые горы ведерок и совков, формочки для строительства замков из песка, башня эта доходила Тилли до подбородка. Ближайший пляж находился в пятидесяти милях от нашего города.

Затем я уставилась через дверь на целую реку конфет под названием «Умные липучки».

– Может, войдем на минутку, а то уж больно припекает? – Я посмотрела на миссис Мортон.

– Но нам ведь надо в библиотеку, – возразила она.

– А то еще, не дай бог, солнечный удар случится. – Я обернулась на липучки. – Даже Анжела Риппон[29] предупреждала.

Миссис Мортон проследила за направлением моего взгляда.

– Ничего, как-нибудь переживем, – сказала она. – Тут ходу три с половиной минуты.