Среди овец и козлищ

Шейла пробирается через толпу. Ныряет под локтями, оглушенная криками, прокладывает путь в первый ряд. И вот наконец видит двух полицейских и Уолтера Бишопа, которого те все же заставили выйти на крыльцо.

– Но это же просто смешно, – говорит Уолтер. – Я ничего плохого не сделал.

Он избегает смотреть им в глаза и опускает голову. Видит лишь клочки мокрого мха у крыльца да дюжину ног.

– У этих джентльменов создалось впечатление, что вы фотографировали их детей. Вы это отрицаете? – спрашивает один из полицейских.

Бишоп не отвечает. Шевелятся губы, видны пожелтевшие зубы, но ни единого звука он не издает. Шейла оглядывается. Коротышка нашел в толпе своего отца. Стоит, прижавшись к нему. Он еще слишком мал, чтобы слушать такого рода разговоры.

– Мистер Бишоп?.. – настаивает второй полицейский.

– Да, я люблю фотографировать. Мне нравится делать снимки.

– Детей?

Снова топот сапог, толпа придвигается ближе. Шейла не смотрит на лица мужчин. И без того ясно, что на них написано.

– Среди всего прочего. – Уолтер снимает очки, достает из кармана носовой платок. – Это всего лишь хобби, сержант. У меня даже комната для проявки есть.

– А сейчас фотографировали?

Носовой платок весь серый и измятый.

– Мы ведь уже предупреждали вас о детях. Был у нас с вами такой разговор, верно, мистер Бишоп? – Лицо сержанта похоже на маску, он пытается контролировать эмоции, но Шейла видит, как нервно дергается у него уголок рта. – Мы обсуждали ваше поведение несколько недель тому назад, когда исчез грудной ребенок.

Уолтер впервые за все время смотрит в глаза полицейскому.

– Тогда вам прекрасно известно, что то были ложные обвинения. И, насколько мне известно, нет такого закона, который запрещал бы человеку фотографировать других людей. – В глазах Уолтера мелькает искорка надежды. – Особенно если для того есть веские причины.

Полицейский держит руки за спиной, и Шейла видит, как они сжимаются в кулаки.

– Так вы признаете, что фотографировали этих ребятишек без разрешения их родителей?

Уолтер снова надевает очки. Молчит какое-то время, а когда обретает дар речи, голос его слегка дрожит.

– Это улики, сержант. Доказательства их неподобающего поведения.

– Улики?

– О, да. – Голос Уолтера Бишопа окреп, звучит громче и тверже. – Вы понятия не имеете, какие оскорбления мне приходится выносить. Я звонил вам несколько раз по этому поводу, но вы постоянно твердили одно и то же – нет доказательств. Так вот, теперь они есть.

Уолтер заканчивает свою речь и выглядит теперь куда увереннее. Шейле доводилось наблюдать то же самое и у отца Лайзы. Как наглость и самоуверенность в ходе разговора постепенно берут верх над всеми остальными соображениями.

– И чем именно занимались эти дети, что вам понадобилось собрать на них доказательства? – спрашивает полицейский.

– Вандализм, сержант. – Уолтер указывает на клумбу с затоптанными цветами, на деревья с поникшими и обломанными ветками. – Вторжение на частную территорию.

Полицейский оборачивается к Коротышке, который все еще цепляется за отца.

– Мистер Бишоп утверждает, что ты со своими дружками вторгся на его частную территорию. Есть что сказать по этому поводу?

Коротышка пытается спрятаться в спасительной тени родителя, но не получается. Его отец отошел на несколько шагов и скрестил руки на груди. Мальчик смотрит на Уолтера Бишопа, тот так и сверлит его взглядом. Этот взгляд Шейле доводилось видеть и раньше, от него прямо мурашки бегут по спине.

– Мы играли в футбол. – Голосок у Коротышки звучит еле слышно, точно издалека. Все напрягаются, чтобы расслышать. – Ну, и мяч перелетел через ограду. Мы зашли в сад, чтобы его забрать. Вот и все. Больше мы ничего не делали.

Глаза у Коротышки на мокром месте, широко раскрытые и испуганные. Шейла смотрит на его отца. Крупный мужчина с грубыми быстрыми руками, крепкий и поджарый. Уж он-то поубавит самоуверенности этому Уолтеру Бишопу.

– Они просто играли в футбол. Это же мальчишки. Я сама все видела, из окна.

Шейла слышит собственный голос прежде, чем понимает, что слова эти принадлежат ей. Голос какой-то ломкий, неуверенный, вот-вот сорвется.

С краю в толпе она замечает Эрика Лэмба. Он не сводит с нее глаз, прислушивается к каждому слову.

– Так вы были свидетелем всего этого? – Полицейский смотрит на Шейлу, затем переводит взгляд на Уолтера Бишопа. – И утверждаете, что мальчики ничего плохого не делали?

– Ничего плохого. – Шейла не сводит глаз с Коротышки. Тот дрожит, хоть и находится в самой гуще толпы, где не так уж и холодно.

– У меня есть права, – вступает Уолтер. – Я могу фотографировать кого угодно и что угодно. Это не преступление. Сами увидите, когда фотографии будут проявлены. Увидите, чем они занимались у меня в саду.

– Давайте тогда посмотрим на вашу камеру.

Уолтер исчезает за дверью. Полицейский ждет.

Но вот он выходит и протягивает фотоаппарат сержанту.

– Вот, все здесь. Сразу поймете, что они вытворяют, эти хулиганы. Их следует наказать. Устроить им хорошую порку, сержант. Вот что им надобно.