Среди овец и козлищ

«Невероятно похожа – никто не отличит от настоящей!» Наклейка с этой надписью все еще свисает с одного из стеблей.

Джон отступает от пальмы в глубину комнаты.

Брайан отходит на несколько шагов и стоит, привалившись спиной к изгороди, отделяющей сад Гарольда Форбса от участка Беннетов. Джон тоже прислоняется спиной к изгороди. Даже не хочется думать о том, сколько на ней разных микробов, но со временем он усвоил: гораздо проще поступать так, как все остальные от тебя ожидают, меньше будет проблем.

Он спрашивает Брайана, что происходит, тот вместо ответа кивком указывает на дом Уолтера Бишопа.

И тогда Джон тоже начинает смотреть на дом Уолтера, ведь раз Брайан этим занимается, то от него ждут того же самого. Джон поступает так еще со школьных времен, старается во всем подражать Брайану. Брайан всегда служил ему образцом поведения и поступков, которые может потребовать от него мир.

Оба продолжают пялиться на дом номер одиннадцать, хоть Джон и не уверен, что это занятие принесет какую-то пользу.

– Он свое получит, – произносит после долгой паузы Брайан.

Опираться на изгородь неудобно. Джон чувствует, как мелкие деревянные щепки царапают ноги, проникают даже сквозь ткань брюк.

– Ты и правда думаешь, что Уолтер похитил ребенка? – спрашивает он.

Брайан скрещивает руки на груди.

– Кто ж еще, как не он?

Джон окидывает взглядом улицу и молчит.

В садовой стене Шейлы Дейкин сорок семь кирпичей – даже больше, если добавить еще и половинки кирпичей, – но они могут испортить результат, а потому он решает не брать их в расчет.

По улице идет Сильвия Беннет. Тяжелые сумки с покупками оттягивают руки, и они подбирают ноги, чтоб дать ей пройти. Она замечает это, но не отрывает глаз от тротуара. Когда она проходит мимо, Джон улавливает запах ее духов. Он тяжелый, насыщенный и надолго зависает в воздухе после ее ухода. Брайан провожает ее взглядом.

– Что, до сих пор по ней сохнешь, да? – спрашивает Джон.

Краска так и бросается в лицо Брайану.

– Нечего молоть всякую хрень, – грубо отвечает он. – Она замужем.

– Но она всегда тебе нравилась. Еще со школы.

Джон знал, что Брайан подстерегал Сильвию в коридорах, так планировал день, чтобы можно было бросить на нее украдкой еще один взгляд. Ох уж это детство, переполненное тихим отчаянием, когда не знаешь, как встать и куда деть руки и ноги. Ни одному из них не везло с девушками. И до сих пор не везет.

Джон кивком указывает на дом четыре.

– Она немного смахивает на Джули Кристи[44].

– Ага, как же, Джули Кристи. Поцелуй меня в задницу.

И оба они продолжают наблюдать за домом Уолтера Бишопа. День подходит к концу, силуэты деревьев и очертания мокрых серых крыш становятся все менее отчетливыми. Уличные фонари начинают гудеть, пощелкивать, затем наливаются мутно-розовым цветом.

– Ну, и как долго ты собираешься здесь торчать? – спрашивает Джон.

– Пока не удастся выманить его наружу. Гарольд сменит меня в четыре.

– А потом? Что вы будете с ним делать, если удастся выманить?

Брайан не отвечает. Просто смотрит на дом.

– Ты что, серьезно?

– Да он урод, Джон, чертов извращенец. Ему не место на нашей улице. Все хотят, чтобы он свалил отсюда куда подальше.

Брайан приваливается к изгороди другим плечом.

– А я-то думал, ты первым обрадуешься, увидев, как он удирает отсюда сломя голову.

Джон чувствует, как сердце его тревожно забилось, толчками так и подкатывает к горлу.

– Что-то я не пойму, – бормочет он.

– Чего тут непонятного? То же самое было с твоим папашей.

Впервые за все это время Джон обрадовался, что ему есть на что опереться – колени подогнулись, ноги стали ватными.

– Не пойму, о чем ты, – бормочет он в ответ.

Брайан смотрит на него, потом переводит взгляд на дом номер одиннадцать.

– Да прекрасно ты все понял.

Да, он понял.

Он до сих пор не забыл тот разговор, торопливый и шепотком, в школьной раздевалке, после того как все уже ушли. Тогда он искал образчик для подражания, надеясь обрести уверенность. Искал человека, который объяснил бы, что происходит со всеми остальными. Ему следовало бы поступить так, как советовал отец, и держать язык за зубами.

И вот он отвечает, не глядя на Брайана:

– Ты все неправильно понял. Я просто растерялся. Это недоразумение.

Брайан не отрывает взгляда от дома Уолтера Бишопа.

– Ничего подобного, Джон.

Если считать половинки, тогда кирпичей получится шестьдесят. В минуте шестьдесят секунд, шестьдесят минут в часе. Хорошее число шестьдесят – надежное и безопасное. С таким числом трудно ошибиться.

Звук захлопнувшейся двери заставляет обоих посмотреть через улицу. По тротуару идет Гарольд в озерце оранжевого света от фонаря. Руки заложены за спину, спина прямая. Он похож на старого солдата, хотя Джону прекрасно известно, что Гарольд ни минуты не служил в армии для своей страны.

Очевидно, страна этого не захотела, он ей не пригодился. Тема крайне деликатная, так всегда говорила Дороти, стоило кому-то упомянуть об этом.

– Докладываю, прибыл на дежурство ровно в шестнадцать ноль-ноль, – сообщает Гарольд, подходя к ним. – Были какие перемещения?

Брайан отлипает от изгороди.