Среди тысячи слов

И, подобно неожиданному повороту сюжета, пришла полиция, чтобы надеть наручники на Айзека, в то время как Ксавьер остался на свободе. И тогда меня накрыло спокойствие, подобно тому чувству, когда знаешь, что именно нужно сделать. Угрозы Ксавьера закрыть театр купили пять минут моего молчания, но взгляд на Айзека освободил меня. Если я хотела попробовать стать счастливой, мне нужно было избавиться от яда. Цена за хранение молчания была слишком высока, не только для меня, но и для любой девушки, на которую мог напасть Ксавьер.

Не отпуская руки мамы, я рассказала полиции историю своими словами. Никаких оваций в конце. Никаких долгих аплодисментов. Но я почувствовала себя лучше. Чище. Горы чернил выливались из моей кожи и исчезали. Тьма уходила, а мое пламя ярко горело.

Я представляла, как бабушка гордилась бы мной.

Усталость уже сковывала все мое тело к тому моменту, как папа подъехал к моему маленькому домику.

– Уверена, что хочешь побыть одна? – спросила моя мама, когда они проводили меня до двери. – Не знаю, хорошая ли это идея. Дэниел, что думаешь?

– Она сама может принимать решения, – сказал папа серьезным хрипловатым голосом. – Пусть делает, как хочет.

В тусклом свете лампы на крыльце оба они казались уставшими. Сегодняшний вечер был не упавшей бомбой, а скорее камешком в пруду. Круги от него будут медленно расходиться, распространяясь все дальше и дальше. Может, однажды Ксавьер и почувствует их влияние. А может, и нет. Прямо сейчас мои родители стояли в эпицентре разрушений.

– Пусть делает, как хочет, – повторил папа.

– Прости, – прошептала мама. Ее тушь расползлась под глазами. Темные, высохшие слезы оставили след на одной щеке. Волосы выбились из пучка.

– Боже, я ужасно выгляжу, – сказала она.

– Мне кажется, тебе так лучше.

Мама обняла меня и крепко прижала к себе.

– Думаю, я знала. Или подозревала.

Я закрыла глаза.

– Я так боялась сказать хоть что-то. Не из-за работы твоего папы. Этим я прикрывалась. Я боялась подвести тебя. Потому что так и было. Что я чувствую прямо сейчас? Так плохо мне еще не было. Я не защитила тебя, и мне жаль. Я подвела тебя, и мне жаль.

– Все нормально, мам.

– Нет, не нормально. Ничего не нормально.

– Но будет.

Она отпустила меня, и папа ступил вперед, прочищая горло.

– Прости, пап, – сказала я. – Ты, скорее всего, потеряешь работу.

– Я уволился сегодня вечером. И тебе не за что извиняться, – его желваки заходили. – Уиллоу…

Я ощущала, как все произошедшее между нами давит и на него. Он не знал, как с этим справиться. Нельзя было написать напоминалку или отослать приказ.

– Попозже еще поговорим, ладно? – сказала я. – Сейчас уже поздно и все устали. Давайте просто попробуем поспать.

Его плечи опустились от облегчения, но он заставил себя взглянуть на меня.

– Я так горжусь тобой, – сказал он. – И я… я надеюсь, что еще не слишком поздно.

Я улыбнулась и легонько поцеловала его в щеку.

– Никогда не поздно.

* * *

В своем маленьком коттедже одно тихое мгновение я стояла молча, просто дыша. Мой груз стал намного легче. Уменьшился наполовину. Я могла снова дышать. И все равно в моем сердце оставалась дыра, не имевшая ничего общего с моим черным и уродливым прошлым, только с будущим.

В дверь постучали.

«Мое будущее».

На пороге стоял Айзек, засунув руки в карманы, ссутулившись. Он смыл кровь с лица, но сине-фиолетовые пятна покрывали кожу вокруг правого глаза. Небольшой порез виднелся в уголке нижней губы.

– Привет, – сказал он.

– Привет.

– Уже поздно. Должно быть, ты устала. Но я хотел убедиться, что с тобой все в порядке, – он поднял на меня взгляд. – Ты в порядке?

– Я в порядке, – ответила я. – Правда.

Он кивнул.

– Ладно. Хорошо.

– Хочешь зайти?

– Да, хочу.

Я открыла дверь шире, и он ступил внутрь. Теперь я ощущала запах дорогой одежды и одеколона, а не бензина и дыма. На секунду я испугалась, что Айзек, каким я его знала, исчез. Три года в Голливуде могли превратить его в кого-то другого.

Я закрыла за собой дверь.

– Хочешь что-нибудь выпить?

– Нет, спасибо.

– Ты перестал курить?

Он кивнул.

– Я рада. Хотя немного скучаю по запаху, – я сглотнула. – Я скучала по тебе.

– Я тоже скучал по тебе, Уиллоу. Чертовски.

Мгновение мы смотрели друг на друга. Теперь, когда хаос ночи чуть улегся, мы остались наедине с тремя годами тишины.

– Не знаю, что сказать, – наконец заметил он. – Не знаю, с чего начать и как снова начать… не знаю, этого ли ты хочешь.

– Чего я хочу… – сказала я, пытаясь смотреть сквозь уже накатывающие на глаза слезы. – Я хочу рассказать тебе правду о том, что произошло.

– Не нужно, – сказал Айзек.

– Но я сделала тебе больно. И мне жаль, Айзек, но я не сожалею. Только так я могла тебя защитить.

– Знаю. Марти рассказал мне про угрозы твоего отца. Он посоветовал мне не заводить об этом речь. Потому что тебе будет больно. И он прав. Я в последнюю очередь хочу сделать тебе больно, – его глаза сияли, голос был хриплым. – Снова.

– Я верю тебе, – медленно произнесла я. – Но…

– Но что? – спросил он, побледнев.