Среди волков

Девон обожал строить из себя жертву почти так же, как смотреть приторные киномюзиклы, и моя прикованность к дому была для него почти столь же невыносима, как и для меня. Наши одногодки из Стаи (или «Обыватели», как изредка называл их Дев) не всегда врубались, в чем же была притягательность тех вещей, которые так нравились Девону.

— Сколько раз мне еще сказать, что я виновата? — пропыхтела я наконец, выпуская из руки взятую мною в плен лапку Алекса. И улыбнулась, увидев, как он радостно замолотил ногами в воздухе, как будто только этого ему не хватало в жизни.

— Сколько раз ты еще должна извиниться? — спросил Девон, притворяясь, что очень серьезно размышляет над этим вопросом. — По меньшей мере, раза три, что я могу еще сказать, — почти пропел он, переходя на ярко выраженный речитатив, из-за которого мне иногда казалось, что возобновление мюзикла, который был на седьмом месте в списке его самых любимых, уже не за горами (в который раз). А потом, уставившись на Кейтлин и даже не взглянув на меня, пробормотал: — Тебя могли убить, Брин.

То, как он смотрел на Кети и те слова, которые он произнес, напомнили мне, что, хотя Девон и был Девом, он все-таки был еще и обром. В нем все еще таилось врожденное желание защищать то, что он любил, и охранять своих самок, не щадя жизни. Не говоря ни слова, он тихо протянул руку к голове Кейтлин и нежно погладил ее по мягким, как пух, волосам. Кети выдула еще один слюнявый пузырь, оставив без внимания выражение почти восторженного благоговения на лице Девона. Она уже привыкла к тому, что вызывает у Обров подобную реакцию, и, бывая Кети, а не яростной Кейт, этим она просто наслаждалась.

Погоди, беззвучно сказала я ей. Это сейчас сплошное веселье да забавы, а потом они и тебя под замок посадят — тебе еще и тридцати не исполнится.

В таком случае юношеские годы Кети будут в миллион раз хуже, чем у меня, и эта мысль была ужасной просто сама по себе.

Наверное, только Каллум и Эли заботились обо мне так, как теперь заботилась о детях Эли вся Стая, без памяти в них влюбившаяся. Рождение живой двойни в любой стае было редкостью, а Кети была всего лишь вторым ребенком женского пола, родившимся на территории Каллума за последнюю сотню лет. Наверное, была какая-то химия в этом — в зачатии у оборотней. Эмбрионы девочек почему-то не могли пережить первый триместр — если только не входили в состав близнецовой пары, где имелся брат, маскировавший их присутствие в матке. В медицинских деталях я не очень разбиралась, но с самого первого дня было ясно, что близнецы были чем-то необычным и что перед Кейтлин лежала длинная, очень длинная дорога.

И потому моим долгом, как ее старшей сестры, было облегчить этот путь, и в данном случае это значило — освободить стаю от убеждения в том, что девочки (здесь конечно же речь шла обо мне) нуждаются в защите. К несчастью, Девон был единственным, кого я могла взять себе в союзники, но даже он придушил бы меня, узнав, что я разрабатываю план встречи с Чейзом.

С Чейзом.

Даже когда я мысленно произносила его имя, у меня перехватывало дыхание, и меня словно выдергивало назад, как в тот вечер в подвале Каллума, когда я смотрела на Переключение Чейза, как будто пригвожденная к полу двумя его словами.

Меня укусили.

Невероятно строгий домашний арест, которому я подверглась, не менял того факта, что я должна была увидеть его снова. На одном уровне я знала, что эта была не самая хорошая мысль, знала, что он был «непредсказуем» и «все еще не контролировал волка в себе», и что я «окажусь в самой неприятной ситуации», едва только «приближусь к нему на расстояние в пару миль». Я даже понимала, что у Чейза имелись все инстинкты и полное отсутствие дисциплины взрослого обра — прожив на этом свете достаточно долго, я также прекрасно понимала, что это могло значить. Каллум снова и снова внушал мне, что Чейз представлял для меня большую опасность и что я также могла быть очень опасной для него.

Он пережил нападение, которое убило бы взрослого человека, Брин, сказал Каллум, и его лицо было совершенно серьезным, а зубы стиснуты, но он все еще находится в опасности. Если мы не сможем научить его контролировать себя или если вдруг он нанесет увечье человеку до того, как он этому научится, Сенат будет вынужден уничтожить его.