Срединное море. История Средиземноморья

История появления норманнов в Северной Италии начинается примерно в 1015 г., когда группа, состоявшая примерно из сорока молодых норманнских паломников, посетила святилище архангела Михаила на Монте-Гаргано — любопытном скалистом наросте, выступающем на голени «итальянского сапога» и вдающемся в Адриатику. В этих малонаселенных непокоренных областях их появление восприняли одновременно как вызов и как благоприятный случай, и некоторые лангобардские лидеры с легкостью убедили их остаться в Италии в качестве наемников, дабы изгнать с полуострова византийцев. Те отправили весть в Нормандию, и поток ищущих приключений, легких на подъем молодых переселенцев быстро набрал силу. Иммиграция приобрела устойчивый характер. Неразборчивые пришельцы сражались за того, кто больше заплатит, и вскоре начали вымогать земли в уплату за свою службу. В 1030 г. герцог Сергий Неаполитанский в благодарность за оказанную ему поддержку пожаловал предводителю норманнов Рейнульфу графство Аверса. С этого момента норманны начали быстро продвигаться вперед, и в 1053 г., когда папа Лев IX поднял против них значительно превосходящую по численности армию и лично возглавил ее, они нанесли ему поражение при Чивитате, а его самого захватили в плен.

К этому моменту ведущее положение среди норманнских предводителей заняла семья Танкреда де Отвилля, скромного рыцаря с полуострова Котантен. Из двенадцати его сыновей восемь поселились в Италии, причем пятерым суждено было сделаться лидерами первого ранга. После Чивитате политика папства изменилась, и в 1059 г. папа Николай II признал Роберта Отвилля по прозвищу Гвискар — Хитрый — герцогом Апулийским, Калабрийским и Сицилийским. Из этих территорий значительная часть Апулии и почти вся Калабрия оставались под властью греков, а Сицилией по большей части владели сарацины. Однако Роберт, усилившийся благодаря недавней легитимации своей власти, не мог долго ждать. Два года спустя он и его младший брат Рожер пересекли Мессинский пролив и в течение последовавшего десятилетия оказались способны осуществлять постоянный натиск на сарацин как на Сицилии, так и на материке. Бари пал в 1071 г., и с ним — последний оплот византийской власти в Италии. В начале следующего года настала очередь Палермо, и мусульмане навсегда лишились владычества над Сицилией. В 1075 г. пал Салерно — последнее лангобардское княжество. К концу столетия норманны сокрушили противостояние чужеземцев. Они правили всей Италией южнее реки Гарильяно; на Сицилии же они были близки к тому, чтобы создать самый блистательный и утонченный двор эпохи Средневековья.

Правители Западной империи XI в. менее интересовались Италией, нежели ранее Оттоны. Ни Генрих II Святой, ни Конрад II не оставили заметного следа в жизни полуострова; этого не сделал бы, по всей вероятности, и преемник Конрада Генрих III, если бы ситуация в Риме не ухудшилась настолько, что тиару вырывали друг у друга аж три папы. Генрих поспешил в Рим, решительно низложил всех троих и предложил сначала одного, затем другого кандидата, но те протянули недолго — интервал между ними составлял менее года; например, второй кандидат, Далмаций II, скончался всего через 23 дня при обстоятельствах, весьма напоминавших отравление. Лишь в декабре 1048 г. Великий конклав, собравшийся в Вормсе, вынужденно проголосовал за второго кузена императора, епископа Бруно из Тула.

При Бруно, принявшем имя Льва IX, церковь, можно сказать, вернула себе чувство собственного достоинства. Страшные чары, столько лет губительно влиявшие на Рим, были разрушены, и хотя папа умер всего шесть лет спустя — попал в плен к норманнам при Чивитате и так никогда и не оправился от унижения, — он успел заложить основы реформы папства, которая вдохнула в этот институт новую жизнь. Выполняя эту задачу, он, однако, пользовался горячей поддержкой императора — преимуществом, которым более никогда не суждено было пользоваться его собственным преемникам, ибо с его смертью в 1054 г. и кончиной Генриха, последовавшей два года спустя, краткий период мирного сотрудничества императора и папы пришел к своему финалу. По иронии судьбы Генрих, стремясь превратить папство в союзника империи, преуспел лишь в том, что создал ей соперника. Церковь, восстановив свою добродетель, теперь также начала стремиться к власти, а эта задача неизбежно должна была привести ее к конфликту с интересами империи, особенно если за ее решение брались прелаты, отличавшиеся непреклонной решительностью, как, например, архидиакон Гильдебранд.