Срединный Пилотаж

Но по дороге домой, стараясь особо не гнать, Чевеид Снатайко ощутил наступление медвежьей болезни. Постоянные мысли о том, что скоро он, наконец-то, через столько лет, вмажется, вызвали у Чевеида Снатайко сперва рвотный позыв, а потом и кишечник дал о себе знать характерным бульканьем и позывом по жидкому обосраться. Кляня свои, ставшие ни к черту, нервы, Чевеид Снатайко едва смог доехать до ближайшей синей кабинки платного дристалища. Сунув бабке пятерку, Чевеид Снатайко ввалился в узкое пространство сортира, и тут возникла неожиданная проблема. Если он сначала проблюется, то обязательно обосрется в штаны. А если он сперва сядет срать, то наблюет на пол…

Выбрав, как самый оптимальный, второй вариант, Чевеид Снатайко сел и изверг жидкие отходы жизнедеятельности сразу из пяти отверствий…

Что? Детализировать? Да, запросто! Итак… две ноздри, один рот, один

мочеиспускательный канал и один анус. Уши задействованы не были! Удовлетворены? Тогда, продолжим.

– А еще с виду такой культурный, алкаш вонючий!.. – Орала бабка вслед Чевеиду Снатайко, оставлявшему за собой мокрые следы. Орала она и многое другое, но зачем повторять за престарелым поколением всякие гадости? Чевеид Снатайко же, внешне не реагируя, мысленно посылал ее в индивидуальное пешее эротическое турне и быстро чапал к машине. Его ждал винт.

Дома, уже почти совсем успокоившись, Чевеид Снатайко, еще раз избавившись от всего постороннего в организме, сполоснулся, переодел все, включая засраные-таки трусы, и начал варить винта…

Былые навыки вспомнились моментально. Словно и не было долгого-предолгого перерыва. Отбивка, сушка, сама варка прошли на одном дыхании. В смысле, это Чевеиду Снатайко казалось, что на одном. На самом деле, совершая все стадии процесса вдумчиво и пытливо, Чевеид Снатайко затратил на все целых четыре с половиной часа. Только винт он варил часа два, доводя бурую массу в нафтизиновом пузырьке до идеального, совершенно прозрачного, ни децела желтизны, состояния.

И вот он… Винт… Восемь кубов десятипроцентного чуть вязковатого раствора… На одного…

Винт пахнет… Чевеид Снатайко понюхал. Усмехнулся. Нет, это не гнусный карбид. И не ломовые «яблоки». И не долгоиграющие «фиалки»… Такой запах раньше Чевеид Снатайко звал «незабудки». Кто помнит, как пахнут незабудки? Вот именно! Какой-то странный, легкий, едва уловимый аромат. И это значило, что раствор получился уматный. Если таким втрескаешься,

то его действие долго не сможешь забыть, будешь рассказывать пионерам-торчекозникам и алдовым винтовикам… «А вот когда у меня, года три назад, вдруг получились „незабудки“…»

Чевеид Снатайко вздохнул, выбрал двуху, отщелочил, выбрал через петуха, разбодяжил до трех квадратов… Поставиться труда не составило. С первого раза пятикубовый самосвал встал на веняк. Резиновый поршень ровнехонько вогнал винт в кровь. Чевеид Снатайко выдернул шприц, прижал к месту вмазки спиртовую салфетку и повалился приходоваться.

Винт действительно оказался небывалой мощности. Чевеида Снатайко буквально катапультой выбросило вон из тела и он, его бесплотный дух, какое-то время путешествовал по удивительнейшим мирам. Придя в себя, Чевеид Снатайко ощутил позыв к действию. Он вычистил свои заблеваные ботинки, постирал заблеваные штаны, вытер пыль по всей квартире, перемыл полы, посуду, наточил ножи, полил цветы в горшках, смазал скрипящие дверные петли, переделал проводку в ванной и туалете так, что теперь свет зажигался, едва откроешь дверь, и не отключался, когда ее захлопываешь за собой внутри, а только после того, как выйдешь и закроешь ее во второй раз. Он рассортировал скопившуюся гору компакт-дисков по алфавиту. Расставил книги на полках по размерам, тематике и радуге. Произведя все это, Чевеид Снатайко понял, что подустал.

Он посмотрел на часы. Всего лишь час ночи. Дома делать было больше нечего. И Чевеид Снатайко решил децел догнаться и погулять по лесу. А лес был совсем рядом. Ну, не настоящий лес, конечно, не Лосиный Остров, а узенький Филевский парк.

Он сделал себе еще два с половиной куба. Второй приход был уже не столь яростен и могуч. Зато пред глазами Чевеида Снатайко возникли муары. Предметы сами собой начали слегка подрагивать, подергиваться, они сами, их части зажили словно своей сугубо самостоятельной жизнью. Цвета заярчели. Все приобрело иной, более полный объем. И Чевеид Снатайко понял, что маленько передознулся.

А это значило, что действительно срочно надо на природу. Сбросить в нее лишнюю винтовую энергию, подзарядиться исходной, лесной.