Средиземноморская Франция в раннее средневековье. Проблема становления феодализма

Игорь Святославович Филиппов Средиземноморская Франция в раннее средневековье Проблема становления феодализма

Введение

Двенадцать лет назад, на первых отдаленных подступах к этой работе, введение к ней начиналось с утверждения о том, что становление феодализма принадлежит к числу вечных проблем исторической науки. Многое изменилось с тех пор. Судя по современному состоянию литературы, она отодвинута на задворки. И дело не только в сомнениях в правомерности самого понятия "феодализм", но и в угасании интереса к более общей проблеме изменчивости общественных форм. Совсем другие вопросы занимают сегодня историков. Переходная эпоха от античности к средневековью не обделена вниманием, но обращено оно, как правило, на более частные сюжеты истории ментальности, церкви и религиозной культуры, власти, знати, семьи, а также повседневной жизни, территориального устройства и форм поселений, но никак не на социально-экономическую или социально-правовую историю. При этом названные сюжеты все чаще рассматриваются как самодостаточные, фактически вне контекста проблемы трансформации античного общества в средневековое. В хронологическом же плане интерес сместился от рубежа античности и средневековья к рубежу первого и второго тысячелетий.

Речь идет как об отечественной, так и, в еще большей мере, о западной историографии, прежде всего, естественно, французской. При всех различиях в подходах и приоритетах, свойственных национальным школам, в современной науке наблюдается своего рода усталость от глобальных проблем исторического процесса. На первый план выдвинулись вопросы, непосредственно связанные с повседневной жизнью индивида, его духовным миром и средой обитания, по-видимому, более созвучные размышлениям и переживаниям современного человека. И даже те исследования, что максимально ориентированы на изучение общества в переломные моменты его истории, выглядят сегодня заметно более "очеловеченными", чем еще четверть века назад, — в том смысле, что внимание приковано не столько к процессам, сколько к событиям, эти процессы характеризующим, и не к социальным группам, а к конкретным людям, семьям и корпорациям. Это не только дань моде и рынку, как можно было бы заподозрить, столкнувшись в канун 2000 г. с потоком литературы о 1000-м годе, но, очевидно, также необходимый этап историографического развития, в рамках которого историки пытаются преодолеть излишнюю абстрактность прежних исследовательских подходов и, одновременно, отражение еще плохо отрефлектированных перемен в духовной жизни нашего собственного общества.

Однако маятник качнулся слишком далеко. Акцент на конкретном, одноразовом, индивидуальном не так уж редко оборачивается забвением той непреложной истины, что объектом исторического исследования является триада: человек — общество — природа и что поэтому анализ даже самого неповторимого явления предполагает наличие некой общей картины. Между тем иногда складывается впечатление, что эта картина исследователю безразлична или непонятна или видится давным-давно известной и недостойной авторского внимания. Одной из причин такого положения вещей является нерешенность и даже запущенность некоторых теоретических проблем изучения исторического процесса и неадекватность используемого при этом понятийного аппарата. Прежде всего это относится к сфере имущественных отношений, которые должно анализировать одновременно в экономических и правовых категориях, не смешивая, однако, как это случается слишком часто, одни с другими. Недостаточно осмыслено соотношение социально-экономических и технико-экономических явлений, что в свою очередь препятствует пониманию взаимодействия социальных и экономических процессов: стало считаться нормальным рассматривать первые в отрыве от последних и даже без оглядки на них.