Среднесрочные сценарии государственной и корпоративной политики

Однако общий план строительства диктовался совсем не западной логикой (логикой эффективности), а логикой власти силы (задачей создания сверхгосударства), поэтому с социогеометрической точки зрения Советская власть являла собой наступление бесчеловечного Востока, "азиатского способа производства" на размягченный демократией и договорными (классовыми) отношениями Запад с его внутренними ограничителями со стороны власти капитала и власти культуры по отношению к власти силы.

Это почувствовала прежде всего Европа, которая сначала смертельно испугалась нового соседства варварской империи, а затем (как это и повелось от века) начала торговать с "дикарями", извлекая немалый доход.

Европа в первой половине века была больше озабочена своим внутренним варварством: рожденные из атмосферы всеобщего беспорядка и насилия начала века, фашистские режимы Италии, Германии, Испании начали втягивать в свою орбиту неготовые к противостоянию соседние страны. Это была тотальная агрессия: от распространения идей фашизма до прямого захвата территорий. На Востоке, как считали европейские лидеры (например, Черчилль), спал не менее грозный агрессор (Советы), но он еще не закончил очередную внутреннюю колонизацию.

Неизбежное столкновение между национал- и интернационал-социализмами было впереди: наци не переварили еще нежное европейское мясо.

До России ли стало в 30-е годы "колыбели культуры" человечества?

Оказалось, скорлупа культуры слишком слаба, она часто скрывает такие темные инстинкты давно цивилизованных народов, что выпадение из гнезда культуры огромного восточного соседа ("медведя") совсем не казалось противоестественным. Надежды терзаемой изнутри Европы обратились на Восток: только там чувствовалась мощь, способная противостоять собственному европейскому варварству. "Цивилизованное варварство" Запада оказалось не менее страшным, чем восточная деспотия.

Победа Советского Союза во Второй мировой войне показала не только более органичный характер созданной Сталиным новой Российской империи, но и с новой силой поставила тысячелетний вопрос истории: Россия - спаситель Европы от очередного порабощения или вечная "империя зла", победа которой над нацистской чумой принесла лишь новое рабство?

Россия на этот раз не ушла из Европы, часть Европы осталась в России (это не только страны-сателлиты, но и миллионы пленных).

Ореол спасителя Европы в этот раз Россия сумела пронести всего несколько лет (хотя это время было решающим: "ядерные секреты" были переданы России по идейным соображениям): танки на улицах Будапешта и Праги вновь отвернули сердца интеллигенции Запада от зачарованного взгляда на Восток.

Но Россия еще раз изменила мир: повернувшись на Восток, она нашла себе естественного "брата по крови" в Китае, который органично принял государственную идеологию Ленина-Сталина.

"Железный занавес" вновь опустился.

На этот раз - почти на полвека. Из-за занавеса иногда доносились приглушенные стоны, некоторые нежелательные актеры выгонялись режиссером из-за кулис и становились не самыми худшими жителями "свободного мира". Символом этой эпохи стала, конечно, Берлинская стена.

Когда же занавес, скованный тиранами и миллионами жизней крестьян, заключенных и солдат, наконец, поднялся, изумленная публика увидела не железный Порядок (каковым предстал на Нюрнбергском процессе во всей своей бессмысленной жестокости "образцовый порядок" нацистской партии), а деморализованную массу "прикрепленных к распределителю" бывших власть имущих, которые не могли, да и в большинстве своем и не хотели сопротивляться "руководящей роли" Запада.

Почему же развалился изнутри строй "развитого социализма"?

Объяснения, исходящие из экономического детерминизма, явно недостаточны: да, Советский Союз проиграл соревнование эффективности, его дряхлеющие экономические мышцы не смогли вынести колоссальный вес военных и политических расходов; но ведь мобилизационная экономика блестяще проявила себя в годы Второй мировой войны, лаборатории ГУЛАГа рождали передовые идеи и технологии. Примеры Китая, Кубы, Индонезии, да и послевоенной Японии или Южной Кореи показывают, что идеологический монолит и однопартийная система не всегда тормозят экономическое развитие. Так что же произошло с послевоенной Россией во второй половине 20-го века?

Россия, как и после войны 1812 года, в 1945 г. вновь заглянула в Европу и хотя свежий "западный ветер" (или, по терминологии тех лет "безродный космополитизм") поскорей попытались спрятать за решетку, подсознательные западнические инстинкты проснулись: сначала в виде разрешенной любви к странам "народной демократии" и прогрессивным западным писателям, затем - в тяге к тому "обществу потребления", которое входило в наши дома вместе с трофейными фильмами, а затем - с крепнущим на нефтедолларах потоком импортного ширпотреба.