Средневековая андалусская проза

Тот же, кто знал это Существо, необходимо сущее, прежде чем расстаться с телом, весь отдавался ему и неотступно размышлял о его славе, блеске и красоте и не отвращался от него, пока не настигла его смерть среди этого стремления к нему и действенного его созерцания, тот, расставшись с телом, остается в беспредельном наслаждении и вечном счастии, восторге и радости, ибо он достиг непосредственного созерцания этого Существа, необходимо сущего, созерцания незамутненного и незатемненного, и свободен он тогда от всего чувственного, вызываемого его плотскими силами, которые по сравнению с его состоянием могут только раздражать, досаждать и причинять зло.

Когда ему стало ясно, что его собственное совершенство и наслаждение заключается единственно в постоянном созерцании этого Существа, необходимо сущего, в созерцании всегда действенном, не прерываемом ни на мгновение ока, так что, когда его настигнет смерть в момент такого непосредственного созерцания, она не прервет наслаждения созерцанием и не причинит мучений, тогда он стал размышлять, как бы достичь постоянства в этом действенном созерцании так, чтобы никогда не приходилось ему отвлекаться от него.

И он сосредоточивал мысль на этом Существе на мгновение; но вот появлялся пред его взором какой-нибудь чувственный предмет, или его слух пронизывал голос какого-нибудь животного, или ему представлялось что-либо в воображении, или поражала его боль в каком-нибудь члене, или охватывал его голод или жажда, жара или холод, или ему нужно было подняться, чтобы исполнить естественную потребность, — и тогда мысль его расстраивалась, исчезало это состояние, и было трудно вернуться ему к прежнему состоянию без долгих усилий[120]. Он боялся, что смерть настигнет его в такой момент рассеяния и он попадет в вечное страдание и муку разобщения с тем Существом. Такое состояние огорчало его, и он не мог найти средства от него.

Тогда он начал исследовать все виды животных и рассматривать поступки и стремления их в надежде увидеть, что, может быть, кто-нибудь из них знает об этом Существе и делает попытки стремиться к нему, дабы затем выведать от них средство своего спасения. Он увидел, что все они стремятся только к добыванию для себя пищи и того, что нужно их потребностям, вроде еды, питья, совокупления, тени или тепла; они пребывают в этих заботах дни и ночи до самого момента их смерти, до конца своего предела. Он не видел, чтобы кто-нибудь из них отклонился бы хоть на один момент от такого распорядка жизни и устремился бы к другому. Ясно, что они не постигли этого Существа, не чувствуют влечения к нему и не имеют никакого представления о нем и что все они идут к небытию или состоянию, подобному ему.

Придя к такому мнению относительно животных, он понял, что этот вывод еще более подходит к растениям, так как растения обладают только частью восприятий животных. А раз существо, более полно одаренное восприятиями, не достигало этого познания, то еще менее способно достигнуть его существо, мало одаренное ими. К тому же он видел, что все функции растений не выходят за пределы рождения и питания.

Затем он стал исследовать звезды и небесные сферы и увидел, что движения всех их стройно упорядочены и происходят в строгой закономерности. Он видел их прозрачность, сверкание, недосягаемость для какого-нибудь изменения или порчи и приобрел твердую уверенность, что у них, помимо тел, есть сущности, которые знают про это Существо, необходимо сущее, и что эти знающие сущности не являются телами и не запечатлены в них.

Да и как могло не быть у них этих сущностей, чуждых телесности, когда подобная сущность была у такого, как он, при всей его слабости и сильной нужде в вещах чувственного мира! Он сам принадлежит к числу тел, подвергающихся порче, и, однако, при всей недостаточности его, это не помешало его сущности быть свободной от телесности и порчи. Ему стало ясно, что у небесных тел еще скорее можно предполагать это. И он понял, что они знают про это Существо, необходимо сущее, и созерцают ого всегда действенно, ибо у небесных тел не бывает таких препятствий из области мира чувственного, которые мешают им постоянно созерцать[121].

Далее, он размышлял: почему он один среди всех видов животных наделен этой сущностью, с которой более всего схожи небесные тела? Уже прежде он убедился на элементах и переходе одних из них в другие, что ничто находящееся на земле не остается в одном и том же образе, но что Бытие и Уничтожение всегда следуют друг за другом; что большая часть этих тел смешана и сложена из противоположных частей, почему они и приходят к гибели; что ни одно из них не находится в чистом состоянии и те, которые близки к чистому, свободному от примеси, бывают очень далеки от порчи, как золото и яхонт; что тела небесные просты и чисты и поэтому далеки от порчи и от изменчивости своих форм.