Средневековая андалусская проза

Она подошла ко мне проститься в горькой печали,
И тяжко было внимать отчаянному рыданью.

Любовью нашей меня она в слезах заклинала,

А в люльке лежал наш сын, взывающий к состраданью.

Не знает он слов еще, однако жалобный лепет

Растрогал бы всех и вся, любому внятен созданью;

Мой самый жестокий враг младенца на руки взял бы,

Его немую мольбу почтив невольною данью;

Кормилицы для него нашлись бы везде и всюду

И нянчили бы его, верны своему призванью.

Моя душа за него взволнованно заступалась,

А я в безнадежный путь пустился раннею ранью.

Разлука меня влекла, раскинув мрачные крылья,

Превыше которых страх, столь свойственный расставанью.

Со мной простилась жена, в решимость мою поверив,

А я в душе ревновал ее к моему дерзанью.

Увидела бы она мой путь, где марево пляшет

И где обрекает зной губительному терзанью!

Полдневный мучает жар, вечерний жар предвещая;

И как противостоять подобному истязанью?

Горючий песок топчу, как будто песок вскипает,

А воздух лишь поутру подвержен похолоданью.

Услышав, как свищет смерть, порою вздрогнет отважный,

И страх в этот миг не чужд его самообладанью.

Он сказал также:

Посмотри на небеса: ночь воистину черна;
В этих черных волосах Млечный Путь как седина.

Полюс блеском окружив, звезды двинутся во тьме,

Словно в дружеском кругу кубки, полные вина».

РАССКАЗ О КАТИБЕ И ВАЗИРЕ АБУ-ЛЬ-МУГИРЕ АБД АЛЬ-ВАХХАБЕ ИБН ХАЗМЕ

Говорит Ибн Бассам: «Я выбрал кое-что из прозы и стихов Абу-ль-Мугиры, которые получили наибольшую известность и которые всегда приводят, упоминая о нем. Абу-ль-Мугира был подобен острию меча или срединной бусине в ожерелье, он смело гарцевал на ристалище красноречия, занимая почетное место среди катибов своего времени. Он выделялся многими достоинствами среди других людей, ибо легко отличить острие копья от древка, и блистал так, как сияет луна на своих стоянках, и потому был увенчан всеми похвальными качествами и степенями красоты. В его устах и под его пером обычные слова становились известными пословицами и речениями.

Он вскормлен был державой Абд ар-Рахмана ибн Хишама аль-Мустазхира и под сенью ее возмужал и проявил свое дарование. Правитель вручил ему бразды власти, и Абу-ль-Мугира служил ему верно некоторое время, но потом Абд ар-Рахман разгневался на него за что-то, и Абу-ль-Мугира вынужден был бежать в одну из дальних областей, находившихся на границе. К тому времени он сумел проникнуть в сокровенные дела государей, как хулитель проникает в дела влюбленного, и общался с царями своего времени, как дружит вино с водой при смешении. И если бы он прожил дольше, то имя его было бы у каждого на устах, но его близкие друзья не признавали его превосходства и стали его врагами.

Ибн Хайян сказал о нем: «Когда Абу-ль-Мугира прибыл на границу, он был уже признанным мастером стиха и прозы. Он был катибом у нескольких правителей и пользовался их благосклонностью и щедростью, — ему платили всегда звонкой монетой и прочими мирскими благами. Но он умер молодым, успев создать лишь несколько сочинений.

Он был во вражде с факихом Абу Мухаммадом ибн Хазмом, своим двоюродным братом, и не раз вступал с ним в споры, в которых побеждал своего соперника, заставляя его смутиться и умолкнуть, ибо был выше Абу Мухаммада в умении находить убедительные доводы и превосходил его умом и красноречием, а также красотой и остроумием. Он выделялся образованностью и изяществом речей на собраниях эмиров и царей, и ему принадлежало первенство и в серьезном споре, и в шутливой, веселой беседе. Он умел побуждать сильных мира сего выполнять свои обещания, щедро расточая золото и серебро, и сам был без страха, рыцарем золотистого коня и крепкого вина…»