Средневековая андалусская проза

А, говорят, когда Фадль ибн Яхья услышал стихи Абу Нуваса об аль-Лахики, он сказал: «Мне больше не нужен Аббан. В одном бейте его обвинили в пяти пороках, и одного из них достаточно для того, чтобы отказаться от его услуг, которые примет после этого лишь глупец». Фадлю стали говорить: «Ведь Абу Нувас оболгал его!» Но Фадль ответил: «Что сказано, того не воротишь».

* * *

Абдаллах ибн Сувар ибн Маймун был катибом вазира из рода Бармакидов Яхьи ибн Халида и преуспел в своем искусстве. Он рассказывал: «Однажды Яхья позвал меня, чтобы я составил для него какое-то послание. Он сказал: «Садись и пиши». Я ответил: «У меня нет с собой чернильницы и калама». Яхья воскликнул: «Видел ли ты когда-нибудь ремесленника, который не имел бы постоянно под рукой своего инструмента?» Он произнес немало грубых слов, желая унизить меня, а потом велел принести чернильницу и калам и стал диктовать мне письмо к Фадлю по какому-то делу. К этому времени он успокоился и заметил, что я сам не свой от его речей и что беспокойство и обида мешают мне писать, и, желая смягчить мою обиду, спросил: «У тебя есть долги?» Я ответил: «Да». Он осведомился: «Сколько же ты должен?» Я сказал: «Триста тысяч дирхемов». Тогда он взял у меня письмо, которое я писал, и в конце его прибавил своей рукой:

«Наедаться до отвала стыд, а вовсе не заслуга,
Если вы не накормили голодающего друга.

Абдаллах сказал мне, что должен триста тысяч дирхемов. Прошу тебя, прежде чем ты, прочитав это письмо, отложишь его в сторону, прикажи послать Абдаллаху домой эти деньги».

И не успел я вернуться домой, как мне доставили триста тысяч дирхемов от Фадля».

* * *

Сахль ибн Харун, который был катибом Яхьи ибн Халида и неотлучно находился при нем до того часа, как ар-Рашид приказал схватить Яхью[171], рассказывает: «Когда Яхья ибн Халид был с Харуном ар-Рашидом в Ракке, я как-то сидел под навесом во дворе дома Яхьи и записывал расходы на жалованье слугам под диктовку Яхьи. Он разбирал записи, которые лежали перед ним, и я заметил, что его одолела сонливость и он закрыл глаза. Потом он сказал мне: «Горе тебе, Сахль, у меня как будто склеиваются веки и не работает голова, так я хочу спать. Что делать?» Я ответил: «Сон — это благородный гость и славный посетитель. Если ты приютишь его, он освежит и успокоит тебя, если будешь противиться — принудит тебя к повиновению, если прогонишь, он будет тебя преследовать, если удерешь — догонит, а если будешь бороться — победит». Яхья, выслушав мои слова, тут же уснул и проспал некоторое время, но вдруг пробудился и вскочил, словно испуганный и устрашенный. Он воскликнул: «О Сахль, не знаю из-за чего, но, клянусь Аллахом, пришел конец нашей власти, наше величие будет унижено и наш род будет стерт с лика земли!» Я спросил его: «Что случилось, да пошлет Аллах здоровье и счастье вазиру?» И Яхья промолвил: «Я слышал во сне голос, произносящий такие стихи:

Среди холмов не видно друга, нет больше счастья-непоседы;
И даже в Мекке больше не с кем вести разумные беседы.

И будто я ответил, не видя говорящего и не задумываясь:

Жилище наше опустело; мы жили там, но нас изгнали
Превратности земного счастья и неожиданные беды».

Клянусь Аллахом, эти слова постоянно звучали в моих ушах, ибо я также счел их предзнаменованием судьбы Яхьи.

На третий день после этого я сидел напротив Яхьи и ставил по его приказанию подписи под прошениями. И вдруг я увидел, что какой-то человек бежит к нам, задыхаясь, и, споткнувшись, чуть не упал на нас. Яхья сказал ему: «Горе тебе, потише, добра не скроешь и зла не утаишь». И тот человек сказал: «Повелитель правоверных казнил Джафара!»[172] Яхья спросил: «Неужели он сделал это?» И тот человек ответил: «Да». Яхья несколько мгновений сидел неподвижно, выронив калам из рук, а затем произнес: «Вот так неожиданно приходит страшный час!»

Говорит Сахль: «И это было бо́льшим бедствием, чем если бы небеса обрушились на землю. От Бармакидов отвернулись их ближайшие друзья, их родичи стали отказываться от родственных уз, а те, кто были облагодетельствованы ими, стали проклинать их благодеяния, — и для всего мира это было уроком и назиданием. Ни один язык не осмеливался упоминать их, ни один взор не поднимался к ним. Ар-Рашид покарал Яхью ибн Халида, Фадля, Мухаммада и Халида, их сыновей и всех потомков Джафара ибн Яхьи[173], не оставив в сердцах ни малейшей надежды.

Через некоторое время ар-Рашид послал за мной и, клянусь Аллахом, я подумал, что настал мой последний час. Я надел ихрам[174] в знак того, что готов к смерти, и отправился к халифу, больше всего желая, чтобы Аллах судил мне погибнуть от меча, а не мучиться, как страдал Джафар[175].