Средневековая андалусская проза

Без ненависти ухожу, любовью моей оскорбленный;
Поверить не так-то легко: любимую бросил влюбленный.

Но больно смотреть на газель, которая мне изменила;

Стремлюсь я в отчаянье прочь, обманутый и уязвленный.

Желаннее смерть, чем любовь, которой сподобился каждый,

Кто здесь побывал невзначай, щедротами не обделенный.

В душе пламенеет любовь, сжигая злосчастное тело;

Печальный, пылаю весь век, доселе не испепеленный.

Аллах всемогущий велел плененному вечно бояться

Того, кто пленяет его, победой своей ослепленный;

Отступничество разрешил Аллах, если смерть угрожает[44]

;И праведник с грешником схож, и схож со слепцом просветленный.

Рассказ

Вот нечто удивительное и ужасное, что бывает с любящим, решившимся на разрыв. Я знаю человека, сердце которого охватило безумие из-за любимой, его избегавшей, и терпел он страсть некоторое время. И потом послали ему дни дивное предзнаменование близости, вселившее в его сердце надежду, и когда между ним и пределом его мечтаний оставался лишь один миг, — он понял, что разрыв неизбежен и он далек от цели еще больше, нежели прежде.

Я сказал об этом:

К судьбе взывал я не напрасно: пришли мне звезды на подмогу,
Благоприятным сочетаньем любимой указав дорогу.

Она явилась в отдаленье, и сокращалось расстоянье,

Как будто бы сближенье наше угодно праведному Богу.

Но, видно, Бог судил иначе, и вновь любимая исчезла,

Так что напрасно ликовал я, увидев эту недотрогу.

Я сказал еще:

Меня надежда посетила, и к ней протягивал я руку,
Она, однако, ускользнула, стремясь к небесному чертогу.

Я полагал, что пребывает она среди светил небесных,

Как будто бы не приближалась надежда к моему порогу.

И мне завидовали прежде, как я завидую сегодня;

Другим надежды подававший, надеюсь нынче понемногу.

Людьми насмешливо играет судьба в своем коловращонье;

Благоразумный в этой жизни готов к плачевному итогу.

Затем следует разрыв из-за неприязни или ненависти, и тут уж не помогут никакие советы, ухищрения, и великими становятся бедствия. И тот, кого поразила такая беда, пусть присматривается к возлюбленной и стремится к тому, что приятно любимой, и надлежит ему избегать того, что, как он знает, любимой неприятно. Иногда это смягчает любимую к любящему, если любимая из тех, что знает цену согласию и желает его, а кто не знает цены этому, того невозможно уже вернуть, — напротив, твои добрые дела для него лишь проступки. И если не может человек вернуть любимую, пусть стремится он к забвению и пусть взыскивает со своей души за беды свои и неудачи. Я видел человека с таким свойством, и скажу об этом отрывок, который начинается так:

Когда бы насмешница-смерть ему наконец пригрозила,
Он молвил бы: «Лучше б меня давно поглотила могила!»

Неужто виновен я в том, что гнал к водопою верблюдов,

А по возвращенье меня беда тяжело поразила?

Что солнцу до жалких слепцов, которые солнца не видят

И мыкаются в темноте, не зная дневного светила!

Я говорю:

Разлука после встречи тяжелее,
По возвращенье милая милее!

Так после бедности богатство слаще

И сразу после счастья горе злее.

Я говорю еще: