Читаем Средневековая философия и цивилизация полностью

Религиозный и общественный дух Сито лучше всего виден в авторитетной и энергичной фигуре святого Бернара, которая доминирует на протяжении всего XII века. Настоятель Клервоского монастыря – монастыря, основанного им и зависимого от Сито, – этот незаурядный монах был не только святым аскетом, но и к тому же, как ни удивительно, человеком действия. Он был лидером, красноречивым оратором, чьи проповеди трогали толпу, и он осмеливался порицать великих наравне с малыми. Так, он критиковал клюнийских монахов как людей, «чья сутана сшита из того же куска материи, что и платье рыцаря» и чьи церкви украшены с бесполезной роскошью. Он критиковал злоупотребления римского двора и не симпатизировал преемнику Петра, разряженному в шелка и ехавшему на белой верховой лошади в сопровождении шумных священников. Он критикует злоупотребления в жизни духовенства и взывает к их учителям: «Горе тому, кто владеет ключами не только от знаний, но и от власти». Он осмелился поправлять самых известных преподавателей, таких как Абеляр и Гильберт Порретанский, и вызывал их на церковный собор. Он настоятельно советует как мужчинам, так и женщинам отправляться в монастыри, он содействует Второму крестовому походу, он поддерживает возникающий орден тамплиеров, этот военный орден, члены которого были одновременно и монахами и воинами и которые добавляли к религиозным обетам клятвы защищать Святую землю и пилигримов, он проявляет интерес к учреждению орденов картезианцев в 1132 году и премонстра-нианцев в 1120 году; он мечтает о формировании всего общества по образу и подобию своего аскетического идеала. Его собственный идеал был даже более возвышенным, чем идеал его века, и, когда он умер в 1153 году, средневековое общество уже достигло высот своего монастырского идеала[28].

Но наша картина ментальности того периода будет неполной, если мы просто остановимся на деятельности бенедиктинских орденов. Помимо этого, мы должны отметить деятельность епископов и папы.

Епископы были более тесно вовлечены в работу феодального механизма, чем монастыри, поскольку они были временными правителями в пределах своих феодальных поместий и прелатами в своей епархии. Они были обязаны оказывать своим сюзеренам поддержку во время войн, и такие епископы, как Гуго де Нуаэ из Осера или Матфей Лотарингский из города Туль, были грубыми и примитивными вояками. Другие, такие как Этьен Турнийский, Пьер де Корбейль, Гильом де Шампо, были гуманистами и литераторами.

Морис де Сюлли, избранный епископом Парижа в 1160 году, был образцовым администратором в дни великих перемен в обучении, которые происходили в Париже. Епископы Шартра, Лана и Турне играли не менее важную роль в сфере литературы.

Наконец, мы не можем понять политику и дух общества в Европе XII века, не приняв во внимание растущий престиж папства. После освобождения с помощью клюнийской реформы от унижения германским императором папству открылась широкая дорога стать величайшей моральной силой в мире. На протяжении XII века теократия была в процессе формирования, она достигнет своего зенита в следующем столетии при папе Иннокентии III. На этих набожных христианских королей Франции действия папства всегда оказывали сильное политическое влияние. «В Средние века французская корона и папство могли быть близки к разрыву друг с другом, но они так никогда и не расстались»[29].

III. Новый дух: ценность и достоинство отдельного человека

Теперь мы видели процесс формирования новой духовности. Тогда что же составляет суть этого духа, духа, который поднялся из глубин средневековой души, который пропитан христианством и который из Англии и Франции проник в Западную Европу?

Феодальные чувства par excellence (по преимуществу), которые до сих пор так глубоко внедрены в наше современное сознание, – это чувства ценности и достоинства отдельного человека. Феодальный человек жил как человек свободный, он был хозяином своего дома, он искал свою цель в себе; он был – и это схоластическое выражение – propter seipsum existens (существующим сам по себе); все феодальные обязательства основывались на уважении к личности и данном слове. Скрупулезное соблюдение феодального контракта порождало обоюдную лояльность вассала и феодального сеньора; отцовские чувства и самопожертвование среди людей, также принадлежащих к этому сословию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука