Средневековая история. Тетралогия

Пусть разузнает подробнее, что там случилось в благородном семействе Иртон. Ну, побыла Джесси любовницей принца. Что страшного? Даже если бы она от него родила, детей признали бы бастардами. И ничего страшного. Не он первый, не он… Твою мать!

Пришедшая в голову идея была невероятна. Настолько, что Лиля боялась в нее поверить.

А если….

Если ее супруг — и есть ребенок короля и Джесси? Может такое быть? Скажем, с женой детей Бог не дал, или чтобы избежать еще большего позора…

Лиля срочно вызвала Эмму. И после расспросов выяснила, что внебрачный ребенок, даже от короля — тут считается позором. Да, признать его — признают. Но даже королевский бастард будет считаться… в лучшем случае — каким‑нибудь бароном. А его матери достанется. И сильно.

Все‑таки тут не Версаль, где бабы еще и хвастались количеством королевского приплода.

Женщина, родившая вне брака, даже если она — вдова уже лет десять как, считалась отверженной. То бишь — блуди, но предохраняйся.

Мог ли брат выручить сестренку?

Могла ли мать на это сильно прогневаться?

Запросто.

Но слишком уж много допущений надо сделать в пользу этой версии. Жизнь — это не романтическое фентези, где такие рояли под каждым кустом стояли.

Лиля вздохнула. И в очередной раз принялась листать странички старых писем. Все равно больше пока делать было нечего.

Письма, бухгалтерские книги, данные для которых ей исправно поставляла Эмма, обучение той же Эммы основам нормального ведения приходно — расходных колонок, беседы с пастером и ежедневные молитвы… вот уж бесполезное занятие.

С другой стороны, пастер многое и рассказывал ей.

О местных законах, нравах, обычаях… он‑то просто рассказывал истории из своей практики. Но каждый содержал крупицы бесценной информации.

Лиля узнала, что на своей земле — она суд и последнее слово, но только в отсутствие мужа. Узнала, что женщина, если она замужем, может распоряжаться так называемой 'девичьей долей' — иногда некоторые отцы вкладывали деньги в купеческие дома, чтобы их дочка получала прибыль на булавки — или дарили девушке кусок земли…. Но муж может обрубить эту халяву в любой момент, если все не оформлено должным образом…

Одним словом — для Лили все замыкалось на отца. Она должна была сделать его своим союзником.

Потому что рассказывая сказки Миранде…

Лиля понимала, что ее супруг — неизвестная величина. Договариваться с ним придется. Никуда не денешься. Но чтобы не попасть — надо хоть что‑то о нем знать. А как?

Воспоминания были однобокими. Да и мало их было. Как обрывки памяти на старом завирусованном носителе. Если целая страничка и встречается, то судить о ней по всему документу не стоит.

А расспрашивать окружающих?

Как?

Ладно еще — она может поинтересоваться, как там дела у супруга. Кстати, это она из Ширви вытрясла. А именно всю информацию по делам супруга — и указания где конкретно воровал товарищ. Как?

С помощью вирман и раскаленного железа. Очень убедительно.

Но о супруге это не давало никакого представления. Да, занимается верфями. Вроде как у него есть свой полк. Король ему доверяет. Граф Иртон очень занят.

И вобщем‑то все.

Что он любит, что ненавидит, чего хочет, о чем мечтает, на что у него аллергия…

Узнать не представлялось возможным. Не станешь же расспрашивать такое у слуг? Она, простите, не Штирлиц. А посему рассказывала сказки Миранде. С провокационными вопросами. А как бы сделал папа? А папа тебе сказку рассказывал? А что бы папа сказал или подумал?

Отца Мири любила. И говорила о нем много и охотно. Хотя и не слишком информативно. Папа сильный, папа умный, папа часто ездит по стране, папа любит короля…

А у кого бы еще скачать информацию — Лиля не представляла.

Подозрения — вещь страшная. А она их и так вызывает больше, чем надо. Наверняка. Чего уж там, графиня из нее… как из графина!

Эх, млин…

Тяжко жить на белом свете…

***

Хельке смотрел на градоправителя серьезно и внимательно. Говорить — или нет?

Сначала попробуем прощупать почву.

— Достопочтенный Торий, ваша доля прибыли за последние пять дней.

Барон улыбнулся. Погладил приятно звякнувший мешочек.

— Эх, маловато.

— пока то, что мы продаем неизвестно людям, — повторил Хельке за графиней. — Как только распробуют — будет лучше. Но сейчас мы работаем на перспективу.

— полагаю, когда эти вещи войдут в моду — мы получим в десять или двадцать раз больше.

Барон расплылся в нежной улыбке.

М — да. Прибыль свою он любил нежно, ласково и искренне. И Хельке решил рискнуть…

— Господин барон… до меня дошли страшные слухи.

— какие?

— что некто собирается поджечь мою мастерскую. А меня просто убить.

— и кто же? Можем арестовать и допросить.

На Хельке градоправителю было плевать три раза. Живой, сдохший… эввир и есть эввир. Но вот свои доходы от общего дела…

Хельке молчал.

— кто?

— Говорят, что однажды у господи графини был конфликт с некими молодыми людьми — робко намекнул ювелир.

Барон осознавал его слова несколько секунд. А потом покраснел и вскочил на ноги. Скажи Хельке хоть слово — Торий в порошок бы его стер. Но ювелир молчал. Просто молчал. И мужчина с ужасом понимал — не врет. Ни капельки не врет.