Средневековая история. Тетралогия

— Это — шанс. Крохотный, но шанс. И заодно я напишу Эдоарду. Тебе с собой я дам золото, дам людей, дам почтовых птиц… и буду ждать вестей, сын.

— Я сделаю все, чтобы выжить, отец.

Амир смотрел твердо и серьезно. И Ханган вздохнул.

— Верно говорят мудрецы, что только от любимой и любящей женщины рождаются настоящие дети. Гизъяр готова была войти в огонь ради меня. А я любил ее без меры и памяти. И тебя люблю. Ты мой первенец. Остальные мои сыновья… Селим глуп и слаб. Шаран шалеет от женщин — Ханганатом будет править не он, а его гарем. Мехмед скорее ученый, чем правитель. Рашад — воин. Ему нельзя доверять страну. Джиан и Зуртан слишком малы. И неизвестно, что из них получится. Ты — единственный, кому я бы доверил страну.

— Кому-то это не понравилось.

— После твоего отъезда я объявлю, что наследником станет Рашад. И посмотрю, что получится.

— Не…

— Остальные еще хуже.

— А если…

— Я знаю. Я подставляю под удар еще одного сына. Будь оно все проклято…

Амир впервые видел на лице отца слезы.

— Вернись живым, сынок. Только вернись.

— Я постараюсь, отец.

Обрывки мыслей, слов, чувств… неужели когда-то он просто — жил?

И — боль.

В какой-то момент стало легче. А потом…

Грохотнуло так, что мальчик открыл глаза.

— Какого… и…, вы… и… тут делаете…?!

Голос был звонким, женским и отчетливо властным. Да и текст… Амир настолько удивился, что даже попытался открыть глаза.

Он был уже не на корабле. Лежал в просторной комнате, из окон лился солнечный свет, вокруг все было белым и удивительно чистым, пахло чем-то резким — и посреди комнаты стояла ОНА.

Таких женщин Амир еще не видел.

Он успел познать женщину, но ни на рынках, ни в гареме ему не встречалось что-то подобное… если бы Амир видел вирманских женщин — он бы так не удивился. Но вирманки редко приплывали в Ханганат по своей воле. А рабыни — они всегда сначала рабыни, а потом — люди.

Эта же…

Высокая, с толстой золотой косой, в чем-то зеленоватом и белом, она стояла посреди комнаты — и отчитывала его докторусов, не выбирая выражений.

— Вы что — с ума сошли?! Какие курильницы в больнице? В… нос себе их засуньте для большей устойчивости! И зачем вы приволокли сюда эту грязную шкуру?!

— Это шкура не рождённого жеребенка, освященная в храме…

— А стирать вы ее не пытались? Вон отсюда с этой пакостью! И если я еще раз ее увижу рядом с пациентом — вы у меня сами родите! Тахир какого лешего меня не позвали сразу же?!

***

Лиля была, мягко говоря, не в настроении. Она до поздней ночи сидела рядом с бессознательным пациентом, поила его взбитым белком из ложечки, пыталась скормить активированный уголь… потом еще инструктировала сиделок — с легкой руки Ингрид всех вирманских женщин Лиля готовила, как медсестер.

Уснула она ближе к рассвету.

А через пару часов ее разбудил Джейми, который начал так целенаправленно ломиться в дверь, что даже вирмане не остановили.

— Что случилось?

— Госпожа, там ханганские докторусы… вы же велели, чтобы никто не подходил к больному, кроме вас.

— Где Тахир?

— Пока там, держит оборону.

Последние слова Джейми договаривал уже в закрытую дверь.

Лиля швырнула одеяло прямо на пол и заметалась по комнате.

Натянуть рубашку, впрыгнуть в юбку-брюки, накинуть жилет — и вперед. Косу на ходу переплетем.

В палату она влетела ураганом — и вовремя.

У кровати пациента последним заслоном стояла одна из вирманок, уперев руки в бока с таким выражением, словно сейчас топор возьмет…

Тахир героически держал оборону от трех осанистых старцев с бородами, один из которых потрясал тяжелой бронзовой курильницей так, словно намеревался въехать оппоненту по голове, второй размахивал куском грязной тряпки непонятного назначения, а третий был обвешан пучками трав и перьями птиц.

С трав сыпался мусор, с тряпки сыпался мусор, курильница дымила нещадно, так, что Лиля едва не расчихалась.

И — озверела.

Да так…

Бог не обидел графиню ни ростом, ни массой. А за последние несколько месяцев масса стала уже не творожной, а скорее мышечной.

Так что первым делом Лиля выхватила курильницу.