Средневековая Русь и Константинополь. Дипломатические отношения в конце XIV – середине ХV в.

Возвышение Москвы предопределило и особую роль московского летописания. В Москве были созданы летописные своды, в которых проводилась идея политического объединения русских земель. По инициативе митрополита Киприана был составлен так называемый «Летописец великий русский» (1392), где восхвалялась политика московской великокняжеской власти по аналогии с властью византийских василевсов — императоров. Около 1418 г. при деятельном участии митрополита Фотия было предпринято составление нового летописного свода — так называемого Московского летописного свода начала XV в., в котором обосновывалась идея единства русских земель под главенством Москвы. В памятниках житийного характера московские книжники выступали с политическими позициями, отражавшими стремления церкви к союзу с великокняжеской властью. «Жития» митрополитов Петра и Алексия упоминают митрополитов в качестве сторонников политического усиления Москвы как великокняжеского центра[292].

В других княжествах велось свое местное летописание. Так, в Нижегородском княжестве при князе Дмитрии Константиновиче (1324–1383)[293] был переписан знаменитый летописный свод, известный под именем его составителя — Лаврентия. Лаврентьевская летопись была закончена в 1377 г. и переписывалась, как полагают, в Нижнем Новгороде, где в это время находилась епископская кафедра. В составе летописи — «Повесть временных лет» и последующие летописные статьи, доходящие до 1305 г. Последние, как полагают специалисты, были перенесены из Владимирского великокняжеского свода 1305 г., созданного во время правления тверского князя Михаила Ярославича и основанного на своде 1281 г., в 1282–1305 гг. дополненном.

Собственно, нижегородских литературных памятников XIV–XV вв. сохранилось мало. И все они связаны с историей монастырской и церковной жизни. Так, среди окружения архиепископа Дионисия (ум. 1385) в летописях упоминаются выдающиеся книжники: Павел Высокий — «грамотный, чудный старец, …писал книги учительные и к епископам посылал», греческий монах Малахия Философ, летописец Лаврентий и др. Около 1375 г. один из этих книжников, Дорофей Суздалец, перевел по благословению архиепископа Дионисия с греческого отрывки из «Беседы» Козмы Пресвитера, составившие компиляцию «О Богумиле попе» в составе «Кормчей книги». Анализ текста переведенных отрывков показывает, что нижегородского владыку интересовали прежде всего обличения отступников от православия (еретиков), отвергавших причастие и литургию. Из этого можно заключить, что Дионисий и духовенство Нижегородской епархии сталкивались с ересью, что и вызвало необходимость переводов. Из написанного в конце XIV в. архимандритом Печерского монастыря Досифеем «Устава (или Правила) Святыя горы» (ответное послание игумену вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря Пахомию) известно, что группа русских иноков некоторое время жила и училась в монастырях на горе Афон. Досифей подробно рассказывает, чему его обучали святые отцы, «как иноки держат правило в своих кельях», «как живут послушники».

Любопытный штрих к церковной истории Нижегородского княжества добавляет владельческая помета, сделанная в греческой Псалтыри XIV в.[294] В переводе на русский язык помета гласит: «Псалтырь ничтожного и грешного Малахии иеромонаха и наместника Владимира Верхней России Московской. И вы, читающие, молитесь за меня Господу, чтобы обрел милость в страшный день суда». Автор записи — хорошо известный по летописи чернец Малахия Философ Грек, прибывший в Нижний Новгород из Византии в 1381 г. В 1399–1446 гг. Малахия упоминается как архимандрит нижегородского Благовещенского монастыря. О том, что благовещенский архимандрит был еще и митрополичьим наместником во Владимире и в чем заключалось это наместничество (управление митрополичьими монастырями или всей церковной иерархией во Владимиро-Суздальской Руси?), из других источников неизвестно[295].

Аналогичные тенденции проявлялись и в тверской книжности. В Тверском княжестве велось местное летописание, тесно связанное с княжеским столом и двором епископа. И хотя тверские летописные своды в первоначальном виде не сохранились, в составе «Тверского сборника» во фрагментарном виде дошло до нас «Похвальное слово великому князю тверскому Михаилу Александровичу» под названием «Предисловие летописца княжения тверского». В Твери были созданы выдающиеся памятники литературы: «Слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче инока Фомы» (сер. XV в., после 1451 г.); «Хождение за три моря» Афанасия Никитина (1466–1472 — датировка по И. И. Срезневскому; 1468–1475 — датировка по Л. С. Семенову) и «Житие» Арсения Тверского, автор которого испытал на себе влияние Епифания Премудрого (вторая половина XV в.). После присоединения Твери к Московскому великому княжеству литература древней Твери влилась в русло общерусской литературы[296].