Средневековые города Бельгии

Но она предстает не изолированно от про лих частей бельгийской общественной жизни. Она связана множеством нитей с общеэкономической, аграрной, политической и культурной историей всей страны. Какую бы главу книги Пирен-на мы ни открыли, везде мы встречаем богатство и разнообразие содержания… Различные типы городского развития Фландрии и Брабанта, классовая борьба в городе, отношение горожан к дворянству и духовенству, глубокое своеобразие политического строя нидерландских провинций (в котором два сословия — дворянство и духовенство — в ходе развития в значительной мере политически ослабли и стушевались, а третье сословие — горожане — приобрело значение важного политического фактора), политический строй различных областей, развитие языка, литературы и искусства и широкие рамки международных политических отношений — все это ярко и выпукло встает со страниц книги Пиренна.

Большой интерес представляет глава, рисующая Якова Артевельде, бурная жизнь которого тесно сплелась с экономическим кризисом, возникшим в Фландрии в начале столетней войны, и с социальными волнениями во фландрских городах. Еще более интересна глава о восстании, происшедшем в приморской Фландрии в 1323–1328 гг. В этой главе Пиренн открыто говорит о союзе городской демократии с деревенской.

Социальный анализ исторического материала, даваемый А. Пиренном, не может удовлетворить нас. Но в тех случаях, когда материал этот приводится с большой полнотой, как например по вопросу о происхождении городского строя, сама полнота его, как и свойственная Пиренну ясность изложения дают читателю возможность произвести более глубокий анализ и прийти к правильной общей концепции.

Подведем итоги нашему пониманию А. Пиренна как историка средневекового города. Современные историки буржуазного запада чаще всего связывают значение Пиренна в этом смысле с теорией происхождения города из купеческого поселения. С другой стороны, они подчеркивают ценность выдвинутой им общей концепции перехода от античности к средневековью и экономического развития Западной Европы в средние века.

Для нас общие концепции А. Пиренна не представляют самодовлеющей ценности; это относится как к его концепции перехода от античности к средневековью, так и к его теории происхождения городского строя. Они лишены глубины, игнорируют основные факторы развития европейского обществ… базируются на переоценке роли торговли и купечества в средние века. Эти теории Пиренна имеют лишь то значение, что, обосновывая их, автор приводит свежий и интересный материал и содействует этим углублению нашего знания некоторых сторон исторического развития средних веков, в частности развития средневекового города.

Пиренн ценен не как социолог, а как историк-реалист. У Пиренна особая, чисто художественная манера созерцания прошлого и особое мастерство в изображении его. А. Пиренн до такой степени проникается историческим материалом, что история встает перед нами в форме ярких эпизодов и пластичных образов. Вот, например, как он рисует фландрского ткача-рабочего, лишенного средств производства: «Последние (т. е. такие рабочие) жили в предместьях, состоявших из жалких хижин, которые сдавались понедельно. Большею частью у них не было иной собственности, кроме одежды, которую они носили на себе. Они переходили из города в город в поисках работы. В понедельник утром их можно было встретить на площадях, рынках, у церквей, в тревожном ожидании нанимателей, которые взяли бы их на неделю. Всю неделю рабочий колокол возвещал своим звоном о начале работы, коротком промежутке для еды и конце рабочего дня. Заработок выдавался в субботу вечером: по правилам городских советов, он должен был выплачиваться деньгами, но это нисколько не мешало процветанию truck system, дававшей своими злоупотреблениями повод к постоянным жалобам. Таким образом ткачи, валяльщики, красильщики составляли особый класс внутри горожан, их можно было узнать не только по их «голубым ногтям», но и по их костюму и нравам. Их считали низшими существами и с ними обращались соответствующим образом. Они были необходимы, но с ними не церемонились, ибо было известно, что место тех, которые не выдержат тяжести штрафов или будут изгнаны из города, не останется долго незанятым. Рабочие руки всегда имелись в избытке. Массы рабочих отправлялись искать счастья в чужих странах; их можно было встретить во Франции и даже в Тюрингии и в Австрии».

В статье, напечатанной в VIII т. «Всеобщей истории» под ред. Глоца, Пиренн прибавляет к этой характеристике рабочего-ткача еще несколько штрихов: в 1274 г. эти рабочие покинули Гент и ушли в Брабант, но предупрежденные власти отказались принять их там. В конце XIII в. в Нидерландах возникают союзы городов для выдачи беглых, подозрительных или замешанных в заговоре рабочих. Попытки восстания с их стороны влекли за собой изгнание или смерть.

Разве образ ткача-рабочего, скитающегося из города в город, не встает перед нами по прочтении этих отрывков в его потрясающей жизненной правде?