Таким образом, французский язык не был навязан Фландрии силой. Он проник в нее вместе с французской культурой и вслед за ней. Для всех тех, кто принимал участие в интеллектуальной жизни, он стал привычным и часто необходимым орудием. Если в XI веке клюнийцы ввели знание его в большинство бельгийских монастырей, говоривших на фламандском языке, то цистерцианцы, тоже прибывшие из Франции, дали ему в XII веке право гражданства в многочисленных аббатствах, основанных ими в Нидерландах. Многие монастыри получили своих аббатов и приоров из Франции. В 1207 г. андрские монахи жаловались, что их приор, присланный из Шару, не говорит по-фламандски и что они не могут его понять[627]
. Однако факты подобного рода встречались очень редко. Почти во всех больших монастырях монахи, говорившие на фламандском языке, и монахи, говорившие на валлонском языке, жили бок о бок и приучались понимать друг друга. Некоторые из них оставили нам кое-где в писаниях макаронического стиля свидетельство о своих знаниях. Мы знаем, что в Сен-Троне в правление аббата Вильгельма II (1277–1297 гг.) многие монахи были «Как ни распространен был французский язык в монастырях, но он, несомненно, был еще более распространен в аристократических кругах. Первые графы Фландрские, управлявшие двуязычной страной, говорили на нем, по-видимому, с самых древних времен. То же самое, несомненно, можно сказать о Теодорихе Эльзасском, ибо жители его родной Лотарингии были отчасти романской расы, а отчасти — германской[630]
. Хотя его сын Филипп почти в течение всего своего правления оставался смертельным врагом французского короля, но все же он был насквозь французским князем, по своему воспитанию, нравам и языку. При нем графский двор представлял своего рода кружок романских поэтов и ученых, и достаточно сослаться на один только этот факт, чтобы показать, как ошибочно было бы датировать распространение французского языка во Фландрии с правления дома Дампьеров. Впрочем, совершенно верно, что национальность князей, преемников Филиппа Эльзасского, сильно способствовала ускорению начавшегося еще до них процесса. Балдуин VIII и Балдуин IX были по происхождению валлонами; графини Иоанна и Маргарита воспитывались с детства в Париже, и сомнительно, чтобы они научились когда-нибудь фламандскому языку, одни только начатки которого были им, должно быть, известны и на который они, несомненно, смотрели как на недостойный двора жаргон. То же самое имело место и еще с большим основанием при Гюи де Дампьере и всем его роде. В XIII веке единственный язык, которым пользовались графы и на котором говорило их окружение, был французский. На французском языке составлялись отчеты их дворцового ведомства и велась их частная переписка, на французском же составлялись по их приказам инструкции для их бальи и распоряжения, исходившие из их канцелярии. Действительно, французский язык стал с тех пор официальным языком центрального административного аппарата Фландрии.