Средневековые города Бельгии

Непрерывный рост княжеских прерогатив в течение XIII века повлек за собой значительное изменение во взглядах князя на его власть. Он перестал смотреть на себя, как на защитника или фогта, открыто усвоив все манеры независимого государя.

Он стал теперь приписывать себе божественное происхождение. Его власть вытекает-де из власти, данной богом сыновьям Ноя[1054], она делает его верховным, необходимым и естественным представителем всякого правосудия, основным условием сохранения порядка и права. Он повелевает страной точно так, как голова повелевает телом, он обладает altum dominium (высшей властью) над своими подданными, как над своими землями, и в качестве верховного сеньора он может закладывать их, «в силу могущества своей верховной власти»[1055]. Отныне государственная власть; воплощается в нем, и он безраздельно располагает ею по своему усмотрению. Он перестает созывать свою старую курию (curia) и прибегать: к той «повинности совета», которую феодальное право налагало на вассалов, подобно тому, как оно обязывало их к несению военной; повинности. С середины XIII века князь все более и более привыкает; действовать самолично, а в его грамотах исчезают имена свидетелей, некогда дававших свое согласие на его решения. В следующем веке он стал называть письменные проявления своей воли эдиктами и декретами[1056].

Феодальная курия исчезла лишь для того, чтобы уступить место, другому совету, который по сравнению с ней представлял такой же контраст, как бальи по сравнению с кастелянами., Этот новый совет, первые упоминания о котором восходят к концу XIII века, был простым орудием правительства. Он функционировал не в силу приобретенных прав, и никто не мог претендовать на участие в нем без формального распоряжения князя, создавшего его и назначавшего участников его по своему усмотрению. Князь назначал в него членов своей семьи, бальи, рыцарей, духовных лиц, но в особенности — и все в большем числе по мере приближения к бургундской эпохе — докторов права. Ничто: ни социальное положение, ни национальность не ограничивало его выбора. В Льежской области Адольф Маркский окружил себя немецкими советниками, а начиная с Гюи де Дампьера среди советников фландрских графов встречаются французские юристы и ломбардские банкиры[1057]. Таким образом, княжеский совет был свободен от всякого контроля, кроме контроля самого князя. Он существовал только в интересах князя и не занимался ничем другим.

Кроме того, (члены его вдохновлялись при исполнении своих обязанностей чувствами, совершенно отличными от прежней феодальной верности. Многие из них, вышедшие из рядов горожан, духовенства или мелкого дворянства, попали в совет лишь благодаря своей учености или специальным знаниям. За их помощь князь платил им жалованье или ренты, он видел в них не вассалов, а слуг. Впрочем, он старался поощрить их преданность надеждой на щедрое вознаграждение. Свою благодарность он выражал им, давая им пребенды, каноникаты или даже епископства[1058]. Зато он был безжалостен к тем из них, которые злоупотребляли его доверием, и внезапная немилость к Бернье — в Генегау или к Финн — во Фландрии[1059] напоминает, — хотя и в более скромных размерах, — сенсационные падения французских министров XIV века. Эти неожиданные повороты в судьбе, непонятные для народа, бывшего их свидетелем, немало содействовали возникновению мрачных историй о политических отравлениях и убийствах, которые стали так широко циркулировать с этого времени. Княжеский совет с его секретными заседаниями приобрел в глазах общества таинственный характер, вызывая к себе лишь недоверие или ненависть. Его считали ответственным за все усиливавшиеся монархические тенденции, обнаруживаемые князем.

Действительно, уже со второй половины XIV века князья стали в своем поведении явно копировать поведение французских королей. Альберт Баварский пытался в 1364 г. ввести в Генегау налог на соль[1060], а при его преемнике юрист Филипп Лейденский составил политическое руководство, в котором безоговорочно сформулировал теорию суверенитета[1061]. Достижения верховной власти выражались не только в этих нововведениях. Они проявлялись также в той непринужденности, с которой князь порывал с традицией. Функции канцлера Фландрии, принадлежавшие с 1089 г. пробсту церкви св. Донациана в Брюгге, были отняты у него и перешли к особому чиновнику, назначавшемуся по выбору графа[1062].