Подобранные таким образом церковные сановники не могли быть поддержкой для Германской империи. Если, как общее правило, епископы не принимали участия в восстаниях, то в то же время они ничего не делали для борьбы с ними и, большей частью, довольствовались соблюдением благоразумного нейтралитета. Все они жили обособленно, будучи заняты управлением своими церковными имуществами и восстановлением разрушений, причиненных набегами норманнов. Культивирование науки, некогда так процветавшей в лоне церкви, почти полностью прекратилось. Большинство прелатов, поглощенных своими мирскими заботами, скорее походили на феодальных князей, чем на тех епископов каролингской эпохи, из среды которых короли выбирали себе советников и посланников и которые окружали себя богословами, грамматиками и поэтами. Борьба с притязаниями жадных и смелых соседей поглощала всю их энергию и все их таланты. Епископы Камбрэ вели упорную борьбу с графом Исааком из-за обладания своей столицей, а льежские епископы трепетали перед сеньорами из Шевремона[119]
.Между тем силы церкви не были столь незначительны, чтобы можно было пренебрегать ими, и если бы епископы не вынуждены были всегда проявлять обходительность по отношению к светской аристократии, то они могли бы играть наряду с ней очень важную политическую роль. Они были не только собственниками обширных земель, но им принадлежало также с конца IX века значительное число регалий. Они не были лишь простыми сеньорами, пользовавшимися иммунитетными правами и осуществлявшими на своих землях вотчинную юрисдикцию, но в силу особых жалованных грамот, тщательно хранившихся в их архивах, они обладали значительной долей государственной власти. С целью привлечь их на свою сторону Цвентибольд наделил их обширными прерогативами, и с этого времени различные государи страны следовали его примеру, либо для того, чтобы обеспечить себе их преданность, либо для того, чтобы создать себе противовес против могущественных аристократов. В 908 г. взимание налогов в Маастрихте и право чеканки монеты были переданы льежским епископам. В 948 г. епископы Камбрэ получили графскую власть в этом городе. В особенно благоприятном положении находилось утрехтское епископство, расположенное в области, где короли благодаря малочисленности аристократии были более свободны в раздаче различных пожалований. Оно приобрело постепенно право чеканки монеты, взимания налогов в пределах всего диоцеза, право рыбной ловли в Амстеле и Зюйдерзее. Королевская щедрость в отношении Утрехта принесла свои плоды. Епископ Бальдерик, рассчитывая на свои силы, оказал сопротивление графу Гатто, единственному из лотарингских князей, принявшему участие в восстании Конрада. Бальдерик поддерживал близкие отношения с германским двором и руководил воспитанием Бруно. Его поведение было очень показательно. Оно явственно доказывало, что как только епископы освободятся от ига аристократии, корона найдет в их лице самых преданных слуг для себя и самую прочную опору. Впрочем, Оттон уже давно это понял. Он не упускал тех редких случаев, которые ему представлялись, для привлечения на свою сторону высшего духовенства Лотарингии. В 950 г. ему удалось посадить на епископскую кафедру в Бердене одного из своих родственников — Беренгара.
Это мероприятие может считаться исходным пунктом коренной реформы лотарингской церкви, происшедшей при Бруно. Из феодальной и национальной, какой она была до этого времени, она в течение нескольких лет стала королевской и германской. Достаточно просмотреть списки епископов, чтобы убедиться, что начиная с 953 г. огромное большинство упоминающихся в них епископов не принадлежало к знатным фамилиям Лотарингии. Церковные назначения производились теперь так же, как и назначения должностных лиц. Отныне выбирали только надежных людей, которые были всем обязаны королю и для которых он был единственным прибежищем. Таков был прежде всего знаменитый Ратер, который, будучи дважды изгнан из Вероны, нашел себе убежище при дворе Отгона и который получил в 954 г. льежское епископство; затем пробст Бонна Эракл, саксонец по происхождению. Другой саксонец, Беренгар, был послан в Камбрэ, где романское население считало его варваром из-за его языка и нравов[120]
. Его преемник Энгран был простым монахом, другом Бруно, знавшим его в Германии, где он управлял имуществами аббатства Сен-Пьер (в Корбии); за ним последовал другой монах, Ансбер, обязанный епископским саном свои личным взаимоотношениям с императором.