Средневековые города Бельгии

Нам не стоит столь же подробно останавливаться на территориальном государственном устройстве лотарингских княжеств, как мы останавливались на фландрских. По существу, первые были лишь более слабыми копиями вторых. Их развитие — которое, впрочем, нам гораздо менее известно — не могло происходить — мы уже видели почему — в столь же благоприятных условиях. Арнульф Старый был уже крупным князем в то время, когда преемникам Ренье Длинношеего приходилось еще бороться за свое существование. До середины XI века они выступали лишь в качестве претендентов в борьбе со своим сюзереном, и их фактическая власть покоилась лишь на их наследственных поместьях, благодаря которым они могли содержать многочисленное рыцарство, необходимое им для того, чтобы оказывать сопротивление герцогам и епископам. Их аллоды были отданы в качестве феодов рыцарям (milites), их земельные богатства шли лишь на содержание войск. Ламберт Лувенский, желая примириться с епископом Бальдериком, предложил ему для его льежского диоцеза земли, которые он сумел добыть толька хитростью. Он захватил в плен графиню Валансьенскую, заключил ее в замок и не отпускал ее на свободу до тех пор, пока она не уступила ему деревню, которую он поспешил преподнести прелату[236]. Это положение изменилось лишь тогда, когда благодаря развалу в Империи лотарингским правителям удалось беспрепятственно присвоить себе регалии и завладеть графствами, — словом, захватить в свои руки государственную власть. Подобно фландрским графам, они стали тогда верховными судьями на своих землях и верховными фогтами над своими церквями; подобно им они окружили себя двором вассалов и «министериалов» (ministeriaies), и, наконец, подобно им они назначали кастелянов. Хотя их власть была еще некоторое время менее прочна, чем власть их соседа по ту сторону Шельды, хотя органы, через которые она осуществлялась, были менее совершенными и менее постоянными, хотя на их землях существовали еще почти независимые бароны (сеньоры д'Авены в Генегау и сеньоры Гримберг в Брабанте) — однако каждый из них стоял теперь во главе местной власти. Они не были уже больше простыми правителями, простыми potentes, даже сами их враги перестали называть их tiranni (тиранами) или praedones (разбойниками) и вынуждены были считаться с ними, как с законными князьями. Правление Рихильды в Генегау и Генриха III в Брабанте настолько знаменовало собой начало нового порядка вещей, что с их именами как в Генегау, так и в Брабанте связаны зачатки провинциальной историографии. До Рихильды (1070 г.) генегауские хронисты сообщали лишь благочестивые легенды о святой Вальдтруде или святой Альдегунде, а до Генриха III (1079–1095 гг.) брабантские летописи состояли из одних лишь каролингских преданий[237].