Средневековые города и возрождение торговли

Культурное развитие империи, в этом можно быть уверенным, ясно прошло свой кульминационный пункт; население уменьшалось, дух предприимчивости шел на убыль, варварские орды начинали грозить границам, возрастающие расходы правительства, борьба за существование делали неизбежной такую смену фиска, которая все больше и больше делала людей рабами государства. Тем не менее этот общий упадок не отражался заметным образом на мореплавании по Средиземному морю. Оно продолжало быть активным, хорошо поддерживалось, в явном контрасте с растущей апатией, которая характеризовала континентальные провинции. Торговля продолжала держать Восток и Запад в тесном общении друг с другом. Здесь не было перерыва во внутренних торговых отношениях между этими различными странами, базирующимися на одном и том же море.

Индустриальные изделия и сельскохозяйственные продукты были предметам обширной торговли; это были ткани из Константинополя, Эдессы, Антиохии и Александрии; вина, масла и специи из Сирии; папирус из Египта; пшеница из Египта, Африки и Испании; вина из Галлии и Италии. В этих странах монетная система базировалась на золотом солиде (solidus), который служил к тому, чтобы поощрять торговые операции, обеспечивая удобства быстрого монетного обращения и являясь повсеместно орудием обмена и мерилом ценности.

Из двух основных частей империи, восточной и западной, первая далеко превосходила вторую, как в смысле культуры, так и в смысле более высокого уровня экономического развития. В начале IV столетия не было других действительно больших городов, как города Востока. Центр вывозной торговли был в Сирии и Малой Азии; здесь особенно концентрировалась текстильная промышленность, для которой весь римский мир был рынком, для которой сирийские корабли были, средствами транспорта.

Торговое преобладание сирийцев — один из очень интересных фактов в истории поздней империи.^[1] Это несомненно сильно содействовало той прогрессирующей ориентализаций общества, которая должна была повести в конце концов к торжеству византинизма. Эта ориентализация, для которой море было передаточным средством, ясное доказательство растущего значения, которое выпало на долю Средиземного моря, когда пришедшая в зрелый возраст империя стала слабеть, открывая на севере путь варварам под их давлением и концентрируясь все больше и больше около берегов этого внутреннего моря.

Упорство германских племен в стремлении, начиная с периода вторжений, приблизиться к тем же самым берегам и засесть на них заслуживает специального внимания. Когда в III веке границы империи дали им путь под их напором, они устремились в живом потоке на юг. Квады и маркоманы вторглись в Италию; готы шли на Босфор; франки, свевы и вандалы, перейдя Рейн, решительно продвигались по направлению к Аквитании и Испании. Они не думали только о колонизации тех провинций, к которым они направлялись. Их мечтой было осесть самим в этих счастливых областях, где мягкость климата и плодородие почвы равнялись очарованию и богатству культуры.

Сначала эта попытка не производила ничего, кроме разрушения. Рим был достаточно силен, чтобы вторгшихся прогнать назад за Рейн и Дунай. Полтора столетия он успешно сдерживал напор, но ценой истощения своих армий и финансов. Более или менее неравны становились силы. Нападения варваров непрерывно возрастали в той мере, как увеличивающаяся их численность делала приобретение новых территорий все более необходимым, а уменьшающаяся численность населения империи делала успешное сопротивление все менее возможным. Невзирая на чрезвычайное искусство и решимость, с помощью которой империя думала миновать несчастия, несчастный исход был неизбежен.

В начале V века все было потеряно. Весь Запад подвергся нападению. Римские провинции были преобразованы в германские королевства. Вандалы поместились в Африке, вестготы в Аквитании и Испании, бургунды в долине Роны, остготы в Италии. Эта номенклатура знаменательна. Она включает только средиземноморские области, и без особых усилий можно доказать, что объектом стремлений завоевателей, свободных селиться, где им угодно, было море, которое давно римляне называли несколько аффектированно „наше море" (mare nostrum). К морю, как бы по уговору, они направляли свой путь, горя нетерпением поселиться по его берегам и насладиться его красотой.