– Да, – сказал Александр, – он собирался оспорить и твои вдовьи права тоже.
Эржбета промолчала.
– Но, конечно, наибольший интерес для него представляла именно эта местность. Из всех владений Рагнвальда. Именно из-за того, что здесь спрятано. И, конечно же, удобнее всего было бы сперва получить права на эту местность, чтобы ни с кем не надо было делиться. А тут восемь человек пришлось с собою приволочь. Восемь? Я правильно посчитал трупы?
– Да, – мрачно сказала Эржбета.
Александр некоторое время молчал. Эржбета и Ликургус, оба с каменными лицами, смотрели на него.
– И тем не менее, – продолжал он, – Горясер, стоящий теперь в углу со связанными руками, думал получить больше, чем получает кладоискатель. Поскольку
– Вы за все ответите. Все вы. Неустрашимые этого так не оставят. Это их сокровище, – предупредил Горясер из угла.
– Вовсе не сокровище, и
Молчание.
– Это тоже ответ, – сказал Александр. – Ну, что ж, вы, пожалуй, продолжайте, что начали. У меня там снаружи дела.
– Позволь! – донеслось из угла. – Ты не уходи, Александр. Ты помнишь, мы с тобою…
– У меня нет сейчас времени предаваться воспоминаниям, – ответил Александр.
Он снова отодвинул дверь – и вышел.
Ликургус подошел к Горясеру и ударом кулака сбил его с ног. Нагнувшись, он схватил Горясера за ворот и снова поднял на ноги.
– Придет и твой черед, Ликургус, – пообещал Горясер, выплевывая передние зубы и кровь. – Это тебе не болгар безответных крушить. Не знаешь, с кем связался.
– Очень может быть, – ответил Ликургус. – Эржбета, он твой, но, пожалуйста, не убивай его. Он должен умереть той же смертью, что и погубленные им.
– Постой, – сказал Горясер. – Постой…
Ликургус вышел из домика, не желая видеть, на что способна Эржбета в таких делах – он и так слишком много о ней знал.
Обогнув домик, он увидел Александра, вглядывающегося в густые сумерки. В отдалении, у самой кромки хилого леса, двигалось нечто. Приглядевшись, Ликургус различил всадников, летящих галопом. Пятнадцать человек.
– Твои люди? – спросил Ликургус.
– Да, военачальник, – ответил Александр без улыбки. – Мои люди.
В домике раздался душераздирающий крик Горясера. И тут же прекратился. Возможно, ему заткнули рот.
– Суровая женщина, – заметил Александр.
– Да.
Как тоскливо, думал Горясер. Один на один с этой женщиной. Именно с этой. Вдова Рагнвальда. Она, Эржбета, любила Рагнвальда? Не может быть. Рагнвальд ничего такого не говорил. А я провел с ней два года бок о бок, на службе у Марии. Я бы знал, наверное?
Он действительно, как и предупредил его Ликургус, не представлял себе того, что началось. Горясер был очень смелым и очень крепким человеком и запросто терпел любую боль. То, что началось, болью назвать было нельзя.
Часть его разума, или души, существовала отдельно и наблюдала за процессом, и даже размышляла на отвлеченные темы. Боль страшнее любой боли пронизывала тело и душу, и несравнимость ее, думала часть души Горясера, имела много общего с ольфакторными ощущениями. Свет, цвет, звук запоминаются легко, и вспоминаются потом без усилий, поскольку всегда есть, с чем сравнить. Другое дело запахи. Люди редко используют ольфакторную память для ориентировки в пространстве и времени. Можно вспомнить запах, уловив похожий. Но очень трудно представить себе запах. Боль бывает разная – острая, тупая, мимолетная, постоянная. Но боль, которую теперь испытывал Горясер, не имела эквивалентов. Ее не с чем было сравнить. Сколько длились его мучения – он не знал. Что именно делала с ним Эржбета, он тоже не знал – отказывался знать.
– Не представляю себе, – сказала вдруг Эржбета, – во что и как верит Ликургус. Но на всякий случай, Горясер, я сделаю все, что зависит лично от меня, чтобы страдания твои не окончились. Чтобы они продолжались вечно.
– Я не знал, что Рагнвальд на тебе женился, – выговорил он тихо но внятно между судорожными вздохами. – Я бы действовал по-другому … если бы знал. Рагнвальд … был бы жив … Ты бы не потеряла … любимого человека…
– Какое мне дело до Рагнвальда, – сказала Эржбета. – Помолчи.