Средневековый воин. Вооружение времен Карла Великого и Крестовых походов

Первым западным лидером, достигшим Константинополя, был Гуго, граф Вермандуа, брат Филиппа I Французского. Его сопровождал относительно небольшой отряд французских рыцарей. Прибытие графа в Диррахий (Драч) на адриатическом побережье было не очень торжественным, поскольку его выбросило на берег на обломках корабля, но графа Вермандуа снова экипировал губернатор Иоанн Комнин, и он был отправлен в сопровождении сильной охраны к императору. Император Алексей I встретил Гуго радушно и осыпал подарками. Хотя Гуго фактически был узником, он был ослеплен роскошью, а лестью его удалось уговорить дать клятву на верность императору. Вторым прибыл Готфрид Бульонский, герцог Нижней Лотарингии, которого сопровождали два его брата, Евстахий III, граф де Булонь и Балдуин, а также армия, включавшая в себя много видных рыцарей из Фландрии и Нижней Лотарингии. Они также выбрали путешествие по традиционному маршруту немецких паломников через Венгрию. Кроме отдельной вспышки мародерства при приближении к Константинополю, дисциплина на протяжении всего марша поддерживалась на высоком уровне. Гуго Вермандуа был послан для того, чтобы подтвердить клятву Готфрида императору. Готфрид — возможно, из-за того, что он уже был вассалом императора Западной Римской империи Генриха IV, и, вероятно, из-за того, что он уже слышал искаженные рассказы о плохом обращении от выживших последователей Петра Амьенского, — отказался императора даже посетить. Ему разрешили раскинуть лагерь за стенами Константинополя и обеспечивали фуражом и провизией на протяжении всей зимы. Только когда наступила весна и подход остальных крестоносных отрядов был близок, Алексей начал предпринимать попытки избавиться от Готфрида, постепенно уменьшая посылаемое ему снабжение. Это поначалу привело к набегам «франков» на окружающие земли в поисках фуража, а затем, в четверг на Страстной неделе (последняя неделя перед Пасхой), к атаке на одни из городских ворот. На следующий день завязалась стычка крестоносцев с местным ополчением, в которой крестоносцы одержали верх, хотя император и послал на помощь имевшиеся под рукой войска. После этого Готфрид и его главные последователи дали требуемую клятву, пообещав вернуть империи все отвоеванные у неверных территории и владеть всеми новыми землями как вассалы восточноримского (византийского) императора.

Таким образом, неопределенность положения осталась. Только используя исключительный такт и огромные взятки, Алексей был способен убедить крестоносцев дать клятву. Нормандец Боэмунд Тарентский был единственным, кто дал ее без вопросов. После нескольких лет военных действий против империи он не недооценивал ее военную мощь и ресурсы и понимал, что без сотрудничества с византийцами добиться чего-либо невозможно. Поскольку Боэмунд также надеялся получить руководство экспедицией, он не желал вызывать недовольство императора. Алексей, по всей вероятности на радостях, что его самый внушительный и лучше всего экипированный союзник оказался столь сговорчивым, пообещал снова наладить снабжение, компенсировать все материальные затраты и послать вместе с крестоносцами отряд войск империи, но в то же время он оставил неясным вопрос о том, кто будет осуществлять командование.

Самым важным из французских крестоносцев и первым дворянином высокого ранга, решившим стать крестоносцем, был Раймунд (Раймонд) IV, граф Тулузский. Именно с ним папа Урбан впервые обсудил идею экспедиции, и, поскольку графа Тулузского сопровождал папский легат Адемар, епископ Jle-Пюи, Раймунд надеялся получить командование всей армией. Поскольку это командование могло быть даровано только папой, он очень не хотел себя компрометировать, давая клятву императору. Его поведение также диктовалось ревностью по отношению к Боэмунду, который был явным претендентом на пост командующего. Только с большими трудностями Раймунда удалось убедить дать несколько измененную клятву о непринесении ущерба; это означало, что он не сделает ничего, что бы могло нанести ущерб правам императора или нанести вред его персоне.

Все эти предварительные переговоры между крестоносцами и императором не вели к взаимному доверию. Мнение византийцев о «франках», как о склонных к грабежу варварах, получило подтверждение в поведении новоприбывших — они не подчинялись дисциплине и совершали рейды на окрестности. Их действия во время Страстной недели вызвали особое к ним неприятие.