Процесс обезземеливания крестьян с начала II века шел все возраставшими темпами, как за счет поглощения земель богачами, так и за счет добровольной отдачи бедняками своих земель, себя и своей семьи под покровительство сильного дома с целью получения от него защиты в смутное время. Явление это, хорошо знакомое и другим обществам в периоды феодальной раздробленности и междоусобиц, приводило к формированию устойчивых патрон-клиентских связей, что в конечном счете опять-таки усиливало позиции сильных домов и ослабляло позиции казны. Процесс протекал на фоне острого политического кризиса в ханьском императорском доме: начиная со II века власть правителей ослабевала за счет усиления временщиков из числа родни влиятельных императриц. Активную роль в политике играли евнухи — смотрители гарема. Усиление временщиков и евнухов (иногда это был один и тот же человек) влекло за собой неизбежное ослабление позиций служилой конфуцианской бюрократии. В 60 — 70-е годы II века борьба между чиновниками и сочувствовавшими им конфуцианцами, с одной стороны, и временщиками и евнухами — с другой, обострилась до предела. Страна была на грани политического краха.
Именно в это время начал набирать силу социальный протест, принявший форму сектантского движения под лозунгами религиозного даосизма, в центре которого оказались извечные крестьянские идеалы «великого равенства» (тай-пин) и надежды на мистические методы достижения долголетия и бессмертия. Глава секты «Тайпиндао» Чжан Цзюэ, прославившийся искусством врачевания и, по преданию, спасший в тяжелые годы эпидемии множество веривших в его чудодейственную силу людей, на рубеже 70 — 80-х годов неожиданно оказался во главе многочисленной и активной секты сторонников «желтого» неба, которое в 184 году (начало очередного 60-летнего цикла) должно было прийти, по представлению сектантов, на смену погрязшему в пороках «синему» небу Хань. Покрывшие свои головы желтыми повязками адепты секты планировали именно в этот сакральный момент поднять восстание, что особенно и не скрывалось.
Власти попытались было предупредить восстание, которое вследствие этого началось преждевременно, и это сказалось на его ходе и результатах. Первые успехи восставших оказались недолгими, и в конечном счете они потерпели поражение. Однако это оказалось пирровой победой для Хань: в ходе подавления рассеявшихся по стране мятежников и во всей последовавшей за этим политической борьбе имперская администрация и двор перестали играть хоть сколько-нибудь значимую роль, а на первый план выдвинулись военачальники, опиравшиеся на сильные дома. Можно считать, что с этого момента — с конца II века — ведущей силой в политической жизни Китая на несколько веков стали военные.
Конец II и начало III века прошли в Китае под знаком внутриполитических междоусобиц. Один из наиболее удачливых полководцев, знаменитый Цао Цао, господствовал на севере, в бассейне Хуанхэ, где в 220 году его сын Цао Лэй провозгласил себя правителем государства Вэй. Другой полководец, Лю Бэй, претендовавший на родство с правящим домом Хань, вскоре объявил себя правителем юго-западной части страны Шу. Третий, Сунь Цюань, стал правителем юго-восточной части Китая, царства У. Возник феномен Троецарствия, короткая история которого овеяна в китайской традиции ореолом рыцарского романтизма — достаточно напомнить об одноименном романе, написанном тысячелетие спустя и красочно, в героических тонах повествующем о событиях III века.
К этому времени страна, разоренная долгими десятилетиями восстаний и междоусобиц, безвластия и насилия, уже забыла о спокойной жизни. Даже в землепользовании едва ли не главной формой стали так называемые военные дворы (в царстве Вэй, по некоторым данным, они составляли до 80 процентов податного населения) и военные поселения. В военные дружины превратились и клиенты сильных домов — да и как иначе можно было защитить себя и свое имущество в смутное время? Все это возродило в среде китайской образованной части населения феномен рыцарского романтизма, столь характерный в свое время для периода Чуньцю, в VII–VI веках до н. э. и прославленный в историографической конфуцианской традиции. Идеи верности и преданности патрону до гроба, культ рыцарской этики и аристократизма, боевое братство и спаянность единомышленников-друзей стали в суровых условиях первоосновой реального бытия, но структура китайского общества осталась прежней. Причиной этого было давно уже устоявшееся конфуцианское отношение к миру и обществу и соответствующим образом ориентированные политические институты.