Неповоротливость традиционного государственного механизма, неумение вести бои против хорошо вооруженных современным оружием английских войск — все это, равно как и экономическая незаинтересованность Китая в активных связях с внешним миром, поставило страну в крайне невыгодное положение перед лицом активного, энергичного, напористого врага, движимого чувством наживы и стремлением найти емкий рынок для своей нуждающейся в новых рынках промышленности. Нанкинский договор 1842 года практически поставил Китай на колени: империя должна была выплатить огромную контрибуцию и предоставить Англии множество льгот, начиная с открытия для торговли теперь уже пяти портов и кончая льготными условиями для британских торговцев, вплоть до низких пятипроцентных таможенных тарифов. Вскоре аналогичные льготы получили торговцы других европейских стран, а все иностранцы приобрели право экстерриториальности, то есть неподсудности китайским властям.
Эта серия неравноправных договоров и открытие Китая для иностранной торговли на очень льготных основах, с откровенными привилегиями для иностранцев, и положили начало не столько превращению Китая в полуколонию (преувеличивать этот момент едва ли стоит — Китай оставался вплоть до XX века политически независимым государством), сколько упадку империи, концу цинской династии.
Глава 11
Юго-Восточная Азия:
Цейлон и страны Индокитая
На протяжении тысячелетий взаимоотношения развитых центров мировой цивилизации с варварской периферией складывались достаточно сложно. Собственно, принцип взаимоотношений был однозначным: более развитые культурные земледельческие центры влияли на отсталую периферию, втягивая ее постепенно в свою орбиту, стимулируя ускорение темпов социального, политического, экономического и культурного развития ее народов. Но этот генеральный принцип в различных условиях действовал по-разному. В одних случаях ближнюю периферию постепенно аннексировала расширяющаяся империя; в других — энергично развивавшийся и обладавший пассионарным зарядом народ, получив первоначальный импульс для движения вперед от других, начинал затем вести активную политику и, в частности, вторгался в зоны тысячелетней цивилизации, подчиняя себе многие древние страны (арабы, монголы и др.). Наконец, третьим вариантом было постепенное накопление полезных заимствований и некоторое ускорение за этот счет собственного развития без активной внешней политики, но с учетом взаимных контактов и миграций народов. Вот этот третий путь был типичным для народов, населяющих Юго-Восточную Азию.
Юго-Восточная Азия — уникальный регион, место пересечения многих мировых путей, миграционных потоков, культурных влияний. Пожалуй, в этом смысле ее можно сравнить только с Ближним Востоком. Но если ближневосточные земли были в свое время колыбелью мировой цивилизации, если к ним так или иначе тянутся истоки едва ли не всех древнейших народов мира, важнейших изобретений и технологических открытий, то с юго-восточно-азиатским регионом дело обстоит несколько иначе, хотя и в чем-то похоже.
Сходство в том, что, как и Ближний Восток, Юго-Восточная Азия еще на заре антропогенеза была местом обитания человекообразных: именно здесь наука обнаружила следы архантропов (питекантроп яванский), а в середине XX века дала и множество других аналогичных открытий. Если и есть на Земле самостоятельные — иные, кроме ближневосточного, — центры неолитической революции, то в Евразии это именно юго-восток: здесь археологи нашли следы раннеземледельческих культур едва ли не большей древности, чем ближневосточные. Однако существенная разница в том, что земледелие в этом регионе было представлено выращиванием клубне- и корнеплодных (особенно таро и ямса), но не зерновых.
Казалось бы, разница не столь уж велика, главное все-таки в принципе: дошли же жившие здесь народы, причем вполне самостоятельно, до искусства выращивания растений и собирания плодов! Как, к слову, и до искусства керамики. И все-таки эта разница оказалась в некотором смысле роковой по результатам: возделывание зерновых привело в свое время ближневосточный регион к накоплению избыточного продукта, которое сделало возможным возникновение первичных очагов цивилизации и государственности, тогда как возделывание клубней с их менее полезными свойствами похожих результатов не дало (клубни, в отличие от зерна, долго не сохранишь, особенно в жарком климате, да и еда эта по своему составу во многом уступает зерну). И хотя несколько десятилетий назад специалисты нашли в пещерах Таиланда следы весьма древней культуры бронзового века, что вносит немало нового в существующие представления о развитии и распространении бронзовых изделий, решающей роли в пересмотре взглядов на место юго-восточноазиатского региона в мировой истории это не сыграло. Ни местное земледелие, ни — позже — изделия из бронзы не привели здесь к возникновению древнейших очагов цивилизации и государственности, которые были бы сопоставимы с ближневосточными.