Средневековый врач

Санчес пошел в деревню за телегой, а мы подошли к зверю. Это был довольно приличный экземпляр. Рулетку тут еще не придумали, но когда он встал на задние лапы, показался высотой за два метра. Вес определить, я думаю, при здешней технике нам не удастся. Худым он не выглядел. Шерсть густая. Шкура должна быть очень теплая. Положу ее у кровати, чтобы моя любушка туда зимой свои нежные маленькие ножки опускала.

Наконец, приехали на телеге Санчес и Педро. С трудом погрузили туда медвежью тушу, причем лошадь хрипела, ржала, норовила разнести передок телеги. Братья успокоили лошадь, взяли ее под уздцы и пошли рядом. Мы со своим железом взгромоздились рядом с нашим трофеем на телеге. Вдруг ее колесо налетело на камень. Обод треснул, треснула и ось. Мы быстро соскочили с транспортного средства. Медведь этого сделать не сумел, и чуть было не вывалился из телеги. У меня вдруг вырвался залп русского фольклора, который находился где-то в глубине моей генетической памяти. Раздался громовой хохот Гавриила.

— Ну, ты и горазд сквернословить, господине. Почитай, три года большинство этих слов не слышал, а некоторые так вообще и не знал. Так ты из наших, из новгородских будешь?

— Из ваших, Гаврила, но не из новгородских.

— А откуда, господине?

— Из Москвы.

— Так она деревня супротив Новагорода, хотя князь Иван Калита строит ее обильно.

— Ладно, Гаврила, и до Москвы далеко, и до Новгорода тоже не близко. Да и добраться туда почти невозможно.

Но я неволить тебя не буду. Если решишь, езжай.

— Куда мне ехать, господине. Да и не ждет меня там никто. Мы тут промеж себя поговорили, люб ты нам. И даны так думают. Бьорн сказал после боя у замка.

— У нас сейчас появился настоящий конунг. Он одинаково хорошо платит врагам железом, а своим воям золотом. Я не буду искать другого.

Ульв его поддержал. Они земляки и поэтому держаться вместе. Мы с тобою, господине.

— Спасибо, Гаврила, я это ценю.

Братья Гонсалес пошли в деревню за еще одной лошадью, а Гаврила отправился в лес за слегой, чтобы, хотя бы на время починить телегу. Мы находились под огромным дубом, вокруг которого лежали в большом количестве упавшие желуди.

Через некоторое время из леса выскочил Гаврила и схватил свою рогатину. Увидев это, я автоматически зарядил арбалет и направил его в лес, еще не зная против кого. Послышался шум, и на нас вылетели кабаны. Мои спутники метнули в них свои копья. Третьего кабана Гавриил зарубил своей секирой. Небольшой кабанчик нашел свой конец после выстрела из арбалета. Остальные скрылись. Мы зарезали раненых животных, а мои коллеги еще удалили половые органы добытым животным и срезали верхний слой брюшного жира, чтобы уменьшить запах у мяса.

Прибывших с новой телегой братьев ожидал сюрприз.

Второе транспортное средство тоже пошло в ход. На нее мы загрузили нашу не кошерную добычу. после разделки тушь егерям за удачную охоту досталось часть мяса и по пять серебряных монет каждому. Кроме того, за хорошо выделанную шкуру медведя я пообещал дать еще пять монет. Через некоторое время мы с гордостью въехали в ворота замка, открытые при нашем появлении. От охоты я получил только медвежью шкуру и удовольствие. Так как мясо добытых животных мне по нашим законам есть не положено. Ничего страшного, удовольствие и выделенный адреналин того стоят.

Я был тепло встречен супругой, невзирая на отсутствие обещанной лани, и немедленно отправлен в мыльню.

— Милый, фи! От тебя так пахнет. Неужели нужно было далеко уезжать из дома, чтобы так дурно пахнуть. Мой папа и Моше так никогда не делали. Если брат хотел поохотиться, он стрелял птиц, оленей.

— Твои папа с братом об охоте на медведя никогда не слышали.

— Ты убил медведя? Расскажи.

— Я пошел мыться, ибо от меня "фи, как пахнет"

— Черт, надо душевую делать и баню. Есть новгородцы, викинги, будет с кем попариться. Жалко пиво местные делать не могут. Нужно будет северян поспрашивать, может, кто и секрет знает.

За обедом я сохранял (с трудом) обиду на свою супругу. Зато Бернардо и Гаврила, перебивая друг друга, рассказывали о нашей охоте. В их рассказах медведь вырос минимум до размеров крупного гризли, а кабаны были сравнимы с Эриманфским вепрем[37].

Лея с горящими глазами слушала эти охотничьи байки, в которых с каждым выпитым бокалом размер затрофеенных животных возрастал в геометрической прогрессии. Особенно ее взволновали рассказы о метких выстрелах ее супруга.

— Мой муж не только меткий стрелок. Он голыми руками рысь победил, которая на него спрыгнула с дерева.

— Почему вы не рассказывали об этом раньше, кабальеро Яков?

— Не считал это подвигом, да и стилет у меня оказался.

— Господине, я не много знал мужей, которые могли с рысью справиться, если она прыгнула сверху.

— Жить захочешь и не так извернешься.

Попировав еще немного с ближними, мы ушли к себе. Было очень приятно принимать извинения любимой и любящей супруги за закрытыми дверями спальни.