Средняя Азия и Дальний Восток в эпоху средневековья

В Яккабгском районе на Гузардарье удалось наметить даже контуры раннесредневековых владений, площадь которых определяется в 1–5 тыс. га. Центром таких владений были небольшие городки, которые рассматриваются в качестве резиденций влиятельных дехкан (Дресвянская, 1986, с. 38). В Китабском районе Н.И. Крашенинникова наблюдала близкое расположение мелких тепе — остатков усадеб, что, по ее мнению, свидетельствует об измельченности земельных наделов (Крашенинникова, 1977, с. 71). Наблюдение за динамикой развития поселений на одном небольшом участке (120 га, по Буриарыку) позволило установить, что на одну крупную усадьбу в V–VI вв. приходилось не менее 30 тяготевших к ней мелких, в том числе три усадьбы больших семей площадью от 0,04 до 0,12 га и шесть жилищ рядовых крестьян, ведших, видимо, самостоятельное хозяйство. В VII–VIII вв. картина меняется: основная часть построек забрасывается, а население сосредоточивается под стенами возникшего в это время крупного замка, владетель которого, возможно, распространил свою власть на территорию всего оазиса (Кабанов, 1977, с. 103–107).

В раннесредневековом Хорезме фиксируется рассредоточенное (хуторское) расселение, характерное для этой страны во все периоды ее истории. Укрепленные усадьбы и небольшие сельские поселения располагались вдоль боковых ответвлений крупного канала и образовывали несколько групп, причем командное положение у истоков ответвления занимал крупный замок феодала. На каждый крупный замок здесь также приходилось до десятка и более мелких усадеб. Последние резко распадаются по величине, что, вероятно, свидетельствует о расслоении земледельческой общины.

В западной части Бухарского оазиса, как и в Хорезме, сельские жители жили в обособленных усадьбах. По-видимому, здесь в раннем средневековье сложился тот же тип расселения, о котором пишут исследователи этих мест в конце XIX–XX в., — в виде отдельных хуторов, рассеянных иногда на значительном расстоянии один от другого. Они сосредоточивались близ базарных пунктов, объединяясь по отдельным каналам, по признаку водопользования и родовым связям (Магидович, 1926, с. 74, 87–88, 93).

Не исключено, что уже в VII–VIII вв. существовали те рустаки Согда, которые описывают авторы X в. Так, ал Истахри насчитывал в Бухарском оазисе 22 рустака (в то время как в Самаркандском их было 12), из которых 15 находились в черте «длинных стен», постройка которых приписывается арабскому наместнику Абул-Аббасу Фазлу бен Сулейману ат Туей (786–787 гг.).

Словом «рустак», по В.В. Бартольду, обозначалась группа селений вокруг большого города. Однако не ясно, какой признак положен в основу их выделения — имелись ли в виду деревни, входившие в состав владений одного лица или рода, или же деревни, орошенные одним и тем же отводом какого-нибудь большого канала (Бартольд, 1965, с. 119). В Иране под этим термином понималась мелкая территориально-административная единица — «волость» или «район» (Пигулевская, 1956, с. 169).

Более вероятной представляется последняя версия, когда владения-рустаки складывались вдоль водных протоков-каналов или речек.

Укрепленные замки, несомненно, являлись остатками многочисленных господских поместий, или доменов. По Нершахи, большинство земель Бухарского оазиса принадлежало бухархудатам. По его же сведениям, сын царицы Хатун владел имением в окрестностях Бухары по каналу Мавлиан (Нершахи, 1897). Рассказывается также, что в исковом прошении наследников уже известного дехканина Хины перечислялись, кроме городских владений (1/4 шахристана), 75 селений, составлявших частную собственность (хас) (Гулямов, 1976, с. 43).

В имение-домен Деваштича входили селения в верховьях Зеравшана (Боголюбов, Смирнова, 1963, с. 333–334), которыми управлял многочисленный штат. На какой-то, пусть и меньший, штат опирались и наиболее значительные дехкане. Раскопки крупных замков с привлечением данных письменных источников дают возможность составить представление о быте дехкан и структуре населявшего замок коллектива. Последний мог быть весьма многочисленным, включая различные категории его полноправных и неполноправных членов (Васильев, 1936, с. 6–7; Лившиц, 1962, с. 37, примеч. 70), а также слуг (в том числе военных) и рабов.

Как и в древности, большая часть земель относилась к общинному сектору. Общинные селения располагались на государственных и частновладельческих землях. Эти сельские общины, как и городская пенджикентская, обозначались в документах с горы Муг одним и тем же термином (Лившиц, 1962, с. 95). В них упоминается и ряд лиц, относившихся, видимо, к местному самоуправлению: это «господин ката» (Б-17), скорее всего, сельский староста (заметим, что существовал и городской «господин ката») (Боголюбов, Смирнова, 1963, с. 95); «государь» — правитель селения и прилегавшей к нему сельской местности; и еще какой-то духовный и гражданский чин (Лившиц, 1962, с. 176–177).