Средний путь. Карибское путешествие

Ямайка представляется внешнему миру в двух противоположных образах: дорогостоящий зимний курорт — бирюзовое море, белые пески, почтительные черные слуги в бабочках, люди в солнечных очках под полосатыми зонтиками, "Туризм нужен тебе" — лейтмотив отчаянной рекламной кампании, проводимой Туристическим бюро Ямайки, чтобы снизить все возрастающую враждебность к туристам — с одной стороны, а с другой — корабль-поезд для мигрантов, угрюмый лондонский вокзал, "Ниггеры, прочь!" большими красными буквами в Брикстоне и "Оставьте Англию белой!" мелом повсюду.

Вполне возможно оставаться какое-то время на Ямайке и не видеть ни Ямайки для туристов, ни Ямайки эмигрантов. Туристы — на северном побережье, которое отделено ото всего остального острова и уже почти как другая страна. Мир ямайского среднего класса, в котором вращается гость, его просторность и изысканность, традиции гостеприимства, встречи Пен-клуба и художественные выставки, бары — дорогие или богемные, отели и клубы, вечеринки с коктейлями и званые обеды, — этот мир физически расположен таким образом (почти нарочно, как оказывается), что можно бесконечно переезжать город из конца в конец, оставаясь под его колпаком, защищающим от оскорбительных для взора зрелищ. На выездах за город можно, конечно, увидеть крестьян, но у них мало общего с типичным образом иммигранта — в отчаянии и в многодневной щетине: у них хорошие манеры, валлийская склонность к риторике и самый чистый английский во всей Вест-Индии.

Чтобы увидеть Ямайку эмигрантов, надо быть внимательным. А став внимательным, уже невозможно видеть что-то кроме этого. Кингстонские трущобы не поддаются описанию. Даже фотоаппарат их приукрашивает, не считая снимков с воздуха. Хибары, собранные из обрезков досок, картона, холста и жести, рядами стоят на мокрых мусорных кучах, за которые садится насмешливое в своем великолепии солнце. Более респектабельные дома там, где земля посуше: из ящиков, самые маленькие из когда-либо возводившихся домов, они наводят на мысль об огромной колонии арестантов, забавляющихся игрой в грязные кукольные домики. Еще есть бывшие настоящие дома, перенаселенные до такой степени, что, кажется, скоро лопнут, дома, стоящие так тесно, на улицах таких узких, что перестаешь понимать, что такое "открытое пространство". Мусор и грязь изрыгаются куда попало, повсюду лужи, на мусорных кучах таблички: уборные запрещены законом. Свиньи и козы разгуливают свободно, как люди, и кажутся столь же индивидуальными и значительными. Перед каждым "двором" гроздь самодельных почтовых ящиков — мне говорили, что эти ямайцы любят писать "записочки", — и они, как маленькие игрушечные домики, повторяют формой, номером и часто своим расположением дома, чью корреспонденцию получают. Они подчеркивают, до чего лилипутские эти поселения в трущобах Кингстона, где все уменьшено до такой степени, что нельзя даже и вообразить, что так бывает. И куда ни посмотри, кругом лежат холмы — одна из красот острова: то освежающе зеленые после дождя, то в дымке вечернего света, в складках, мягких, как складки на шкуре у зверя. Пейзаж дополняет павший мул, с оскаленной мордой, с раздутым натянутым животом. Он лежит уже два дня, а в зад ему игриво воткнута метла.

Неврозы поражают сообщества так же, как и индивидов, и в этих трущобах секты, известные как растафари, или "расты", создали собственную психологию выживания. Они отвечают отказом на отказ. Они отказываются стричься и мыться и находят в Библии основания для этого пренебрежения к собственному телу, глубочайшего презрения к самим себе. Многие не работают, возводя вынужденное положение в принцип, и многие утешаются марихуаной, которую курит сам Бог. Они никогда не станут голосовать ни за какую партию, ведь Ямайка не их страна, и ямайское правительство они не признают. Их страна — Эфиопия, и они поклоняются Рас Тафари, императору Хайле Селассие. Они больше не хотят быть частью мира, в котором им нет места, — Вавилона, мира белого и коричневого и даже желтого человека, под управлением папы, который на самом деле глава Ку-клук-склана, — и хотят они только репатриации в Африку и Эфиопию. Они не радуются, а на самом деле даже противятся улучшению положения на Ямайке, потому что оно может лишь дольше продержать их в вавилонском рабстве. Ямайское правительство уже вынуждает черных ехать в Англию, где правят королева Елизавета I — воплотившаяся в Елизавете II — и ее возлюбленный Филипп Испанский — воплотившийся в Филиппе, Герцоге Эдинбургском, — последние монархи белого Вавилона, угнетающего черных. Но освобождение и триумф черного человека близки. Россия, медведь с тремя ребрами, упомянутый в Книге откровения, скоро уничтожит Вавилон. Бог ведь, в конце концов, черный, и черная раса — это раса избранных, истинный Израиль: евреи были наказаны Гитлером за свое самозванство.