Когда Чарльз Кингсли
[3]отправился на скачки в Порт-оф-Спейн в 1870 г., он наткнулся на умирающую лошадь, окруженную индийцами, которых он «тщетно» убеждал прикрыть лошадь попоной, «ибо у бедняги был солнечный удар». Кингсли приехал не делать ставки — он не был на скачках вот уже тридцать лет, — и он не рассказывает о тотализаторе. Он рассказывает о разбитой французской карусели («огромной махине с дурацкими снастями»), о людях, сидящих на траве («живых клумбах») и «совершенно отвратительном» запахе молодого рома. Он отправился на скачки, как он говорит, «чтобы походитьНикаких умирающих лошадей, вокруг которых бестолково толпятся несущие тарабарщину люди, сегодня на скачках в Тринидаде нет. Никаких хвостиков, никаких народных костюмов в стиле калипсо, и тюрбаны встречаются редко. Одежда в одинаковом стиле, национальный вкус проявляется лишь в цветах. Три группы на гравюре Кингсли принадлежали трем разным культурам. Сегодня эти культуры, соединяясь, оказались преобразованы. Одна — китайская — почти исчезла, а нормы остальных приближаются к нормам тех, кто на гравюре отсутствует — европейцев.
Перед Институтом королевы Виктории в Порт-оф-Спейне установлен якорь, в хорошем состоянии, закрепленный в бетонной плите. Табличка рядом сообщает, что это, возможно, тот самый якорь, который потерял Колумб во время переезда по бурному заливу Парна. Вот и вся история Тринидада, можно сказать, за последние триста лет после его открытия. Испанцев больше интересовали богатые земли Южной Америки, и остров так никогда всерьез и не заселяли. Сегодняшнее изобилие индейских названий говорит об отсутствии ранней колонизации: Такаригуа, Тунапуна, Гуйагйаяре, Майаро, Арима, Напарима. В Тринидаде вы не найдете Скарборо или Плимут, как на Тобаго, Хэмпстед и Хайгейт, как на Ямайке, Виндзор Форест и Хэмптон Корт, как на береговой линии Британской Гвианы.
В 1595 на острове случились кое-какие события. Испанский губернатор, Беррио, использовал его в качестве базы для своих поисков Эльдорадо. Прибыл Рэйли, взял смолу из Смоляного озера, чтобы заделать швы на кораблях, объявил ее лучшей, чем в Норвегии; попробовал маленьких устриц, которые обитали в переплетениях твердых корней-мангровых деревьев, это тоже ему понравилось; и поскольку «оставь я за спиной гарнизон, который интересует то же, что и меня, я выставил бы себя совершенным ослом», он разграбил небольшое испанское поселение и забрал Беррио с собою в качестве проводника по реке Ориноко.
Только в 1783 году, когда население на острове составляли 700 белых, негров и цветных и 2000 индейцев, началась сколько-нибудь масштабная иммиграция. Иммигранты прибывали с французских островов Вест-Индии, это были роялисты, бежавшие от революции и восстания рабов на Гаити. Остров остался испанским только по названию, и даже после британского завоевания в 1797 году по сути остался французским, по поводу чего так негодовал Троллоп в 1859 году: