Средний путь. Карибское путешествие

Из «Тринидад Гардиан»

Жители Фишер-авеню, Сент-Анн, должно быть, задавались вопросом, кто же их новые соседи в № 1а, когда в воскресенье ночью звуки кассетной записи Чоя Аминга нарушили покой спящего пригорода. Они и не знали, что четыре веселых холостяка — светских льва — Джимми Спиерс, Ник Праудфут, Дэвид Ренвик и Питер Галеслут въехали в номер и устроили вечеринку по случаю новоселья. Молодые люди, которые вели себя как шотландцы-драчуны и отборные дамские угодники, — это Малькольм Мартин, Эдди де Фрейтас, Пат Диаз, Морин Пун Тип, Джоан Роли, Джиллиан Джеффрой, Джон Спиерс и другие. Посмотрели бы вы на пол в их номере следующим утром.

Порт-оф-Спейн — самый шумный город на свете. И, однако, в нем запрещено разговаривать. «Болтают только болтуны» — гласила табличка в старом «Лондонском театре», когда я был маленьким. Теперь болтовней, пением, музыкальными слоганами занимаются радиоприемники и репродукторы, за шум и грохот отвечают шумовые оркестры, а на подхвате — музыкальные группы вживую и в записи, граммофоны, проигрыватели. В ресторанах всегда есть кому освободить людей от необходимости разговаривать. Оглохшему, с пульсирующими висками, посетителю остается только жевать и чавкать, сосредоточившись на работе челюстей. В частном доме, стоит кому-нибудь заговорить, сразу же включается радио. Должно быть громко, громко! Если собирается больше трех человек, начинаются танцы. Потей-потей-танцуй-танцуй-потей. Громче, громче, еще громче. Если радио недостаточно, тут же зовут проходящий мимо шумовой оркестр с канистрами и баками. Прыгай-прыгай-потей-потей-прыгай. В каждом доме есть приемник или репродуктор. На улице разговаривают на расстоянии двадцати ярдов и больше. И даже когда они подходят ближе, их голоса все равно вибрируют как камертоны. Это можно понять только уехав из Тринидада: в Британской Гвиане голоса кажутся неестественно тихими, и в первый день, когда кто-то с вами заговаривает, вы склоняетесь к нему, как заговорщик, потому что когда говорят так тихо, речь, несомненно, идет о какой-то тайне. А пока танцуйте, танцуйте, перекрикивайте шарканье ног. Если вы молчите, то шум вокруг вас поднимется до opa. Но все равно громкости всегда не хватает. Все слова раздаются как будто из-за спины. Часа не прошло, а вы уже изнемогаете, как будто целый день провели в итальянском мастерской по мотороллерам. Голова раскалывается. Еще только одиннадцать; вечеринка в самом начале. Это невежливо, но вам пора уходить.

Вы едете по новой Лейди-Янгроуд, и шум, затихающий вдали, делает дорогу как будто даже прохладней. Вы забираетесь на самый верх и смотрите на сверкающий внизу город — янтарь и взрывы голубого на черном фоне, — на корабли в гавани, на оранжевые огни, поднимающиеся с нефтяных вышек далеко в заливе Париа. Одно мгновение вокруг вас тишина. Затем, поверх стрекота кузнечиков, которого вы и не заметили, вы начинаете слышать город: собаки, шумовые оркестры. Вы ждете, когда у радиостанций кончится рабочий день, но вещание на платные радиоточки не прекращается никогда: эти станции работают в ожидании первых струек утреннего шума, — и тогда вы снова кружите вниз, чтобы утонуть в грохоте. Всю ночь не смолкают собаки, сменяя друг друга согласно какому-то очень запутанному порядку рычания и лая, то выше, то ниже, сначала одна улица, потом другая, потом обратно, от одного конца города к другому. И вы удивитесь: как вы выдерживали все это восемнадцать лет и неужели так было всегда?

Когда я был ребенком, по воскресеньям жители Порт-оф-Спейна наряжались и гуляли по Саванне [8]. Те, у кого были машины, медленно кружили по городу. Это был церемониальный парад, в котором у каждого было свое место, — но еще и просто приятная прогулка. На юге были красивые богатые дома и «Квинз Парк Отель» — последнее слово роскоши и современности в наших местах. На север лежали ботанические сады и земли Дома Правительства. А на запад — Маравал Роуд.