Средний путь. Карибское путешествие

В Британской Гвиане почти невозможно выяснить правду, когда речь заходит о чем-нибудь важном. Расследования и перепроверки по разным источникам приводят лишь к ужасной неразберихе. Доктор Джаган обвиняет в расколе оппортунизм мистера Бернхема; мистер Бернхем, говорит он, послушался дурных советов вест-индских политиков. И правда, после победы на выборах 1957 года доктор Джаган пытался примириться с мистером Бернхемом. С другой стороны, в своих апартаментах в Джорджтауне, где он в основном повторял доводы, приведенные в своей нью-амстердамской речи, мистер Бернхем — человек настолько очаровательный в жизни, что даже жалеешь, что он политик, — сказал, что его «политическая смерть» готовилась Джаганами еще до выборов 1953 года. Поэтому о примирении не могло быть и речи; кроме того, доктор Джаган был «сталинистом», а миссис Джаган не была интеллектуалкой. Что, однако, не объясняет почему мистер Бернхем, такой одаренный человек, не сумел составить никакой конструктивной или вынуждающей к действиям оппозиции. Мое мнение, которое я не мог бы доказать, состоит в том, что между двумя этими людьми, принявшими участие в значи тельных для Гвианы событиях, остается взаимная симпатия и уважение более сильное, чем думает каждый из них, и возможно, каждый сожалеет о другом.

Однако трещина остается, и она разделила страну радикальным образом, создавая ситуацию, точно в зеркале отражающую ситуацию Тринидада: в Тринидаде большинством являются негры, в Британской Гвиане — индийцы. Когда почти половина населения выходит из эксперимента по самоуправлению, страна опасно слабеет. Из-за расовых противостояний, бесконечно действующих и противодействующих, усиливаемых циничными паяцами, которые в каждой нации составляют большинство людей с политическими амбициями, лидеры обеих сторон испытывают давление, которое легко может опрокинуть и их, и всю страну. Правда, Британская Гвиана, благодаря своим размерам и разрозненности поселений, может перенести беспорядки лучше, чем Тринидад.

Воскресным утром мы ехали на восток по берегу Корантейна к Порт-Моурантсу, месту, где родился доктор Джаган. Порт-Моурантс — это плантация сахарного тростника, плоская, чудовищно огромная, много миль вширь и вглубь Люди гордятся ее огромностью и верят, что Порт-Моурантс порождает лучших гвианцев. Своими игроками в крикет они гордятся чуть-чуть меньше, чем доктором Джаганом. На дом Джо Соломона — того самого, который чудом прошел последние ворота австралийцев в отборном матче в Мельбурне, — мне не раз указывали люди, знавшие Соломона с детства.

Население Порт-Моурантса в основном индийское, и доктор Джаган ехал туда открывать индуистский храм в одном из рабочих поселений: белые деревянные дома, прямоугольниками расставленные вдоль узких асфальтированных улиц. Мы увидели большую толпу людей, женщин, детей, в основном одетых в белое, которые ждали нас на дороге и на истоптанной земле возле нового свежевыбеленного храма. Он был из бетона. Я нашел его тяжелым и некрасивым, как и очень многие гвианские здания из бетона; но он был интересен явным мусульманским влиянием в индуистском сооружении. Мусульманская архитектура, такая же формализованная и четкая, как и мусульманское вероучение, легче запоминается, чем индуистская, и легче воспроизводится. За исключением нескольких простых индуистских храмов, мечеть — это единственный не-западный тип зданий, который знает большинство индийцев в Тринидаде и Британской Гвиане.

Доктора Джагана без всяких формальностей приветствовал его брат Удит, высокий, хорошо сложенный человек, который все еще работает в поместье. Удит был одет в голубую рубашку, брюки цвета хаки закатаны выше колен, башмаков не было. Миссис Джаган представила меня своей свекрови, невысокой крепкой женщине в белом. На ней была длинная индийская юбка, корсаж и «орхни». Сын унаследовал ее черты, вее лице несколько тяжеловатые. Она держалась просто, скромно и смиренно. Поприветствовав сына, она удалилась. На доктора Джагана и его жену надели венки. Затем на пороге храма доктор Джаган произнес очень короткую речь о том, что каждый должен помочь себе сам, и о там, какая радость для него открыть такой храм. Он перерезал ленточку — вот в чем Запад счастливо сливается с Востоком — и помог внести внутрь священный образ. Мы сняли ботинки и пошли за ним. Цементный пол был покрыт тремя полосами линолеума разных узоров и цветов. Мужчины сели слева, женщины справа. Миссис Джаган села рядом со своей свекровью. Приятный молодой брамин с волосами до плеч, гладко зачесанными назад, и в пиджаке с галунами, вел себя как церемониймейстер. Певец средних лет — местная знаменитость — аккомпанировал себе на гармонике и пел балладу на хинди, которую сам придумал по этому случаю. Ее темой был доктор Джаган; слова «тысяча девятьсот пятьдесят третий» возникали там часто и по-английски. В конце некоторые люди, включая меня, стали аплодировать.

«Нет! Нет! — закричал человек в голубом костюме и очках справа от меня. — Это же храм».