Средство от Алкивиада

Фотография представляла нам нашего друга Шекспира в сандалиях на босу ногу и в коротенькой юбочке с перекинутым через плечо полотенцем. С вдохновенным лицом он держал в руках лютню.

На обороте была надпись:

Моему задушевному другу Вонтлушу Первому в доказательство моей признательности за спасение меня от рук грабителей. Никогда еще кулак не использовался во имя столь благородной цели… Мечтающий отплатить долг благодарности

Юлиуш Лепкий (в роли Орфея).

Мы с почтением посмотрели на Вонтлуша.

— А что это были за грабители? — спросил я.

— Вечерние грабители, — ответил Вонтлуш. — Шекспира, ради его актерского таланта, часто приглашают на различные вечера, «файфоклоки» и танцульки. Его успехи в обществе и особенно у девчонок вызывают зависть у некультурных элементов, в результате чего Шекспир часто подвергается нападениям и угрозам. Так вот, мне однажды удалось ликвидировать одно из серьезных покушений на его личную неприкосновенность, — откашлявшись, скромно пояснил Вонтлуш Первый.

— Это было очень благородно с твоей стороны, — кисло заметил Засемпа, — только ты зря рассчитываешь на помощь Шекспира. Артисты часто бросают слова на ветер.

— На этот счет вы можете быть спокойны, — уверенно сказал Вонтлуш. — Он ведь сам написал, что мечтает побыстрее уплатить долг благодарности, и еще сегодня утром справлялся, что бы он мог для меня сделать.

— Необыкновенный человек, — сказал я с некоторой горечью, — но нам все же кажется…

Вонтлуш уже не слушал. Махнув рукой, он побежал за Шекспиром. Я хотел было его удержать, но не успел я сделать и нескольких шагов, как он сам резко обернулся, так что мы столкнулись головами.

— Простите, друзья, — сказал Вонтлуш, держась за шишку на голове, — но вас, вероятно, поразил мой неожиданный уход или, вернее, возвращение с полпути, но дело в том, что я опять забыл. Маленькое помутнение рассудка.

— О чем ты забыл?

— Получить гонорар.

— А не рано ли ты его требуешь?

— Я не хотел бы этого делать в присутствии коллеги Лепкого. Это дело весьма деликатное. Кроме того, я побаиваюсь, что Лепкий был бы недоволен, что я торгую средством. Я скажу ему, что раскрыть секрет средства меня склонила сердечность, то есть сердечность, проявленная вами по отношению ко мне. Не кажется ли вам, что так будет лучше? Как-то более благородно и поэтично?

— Пожалуй, — ответил Засемла и, немного поколебавшись, вытащил кошелек и вручил Вонтлушу деньги в сумме сорока семи злотых и десяти грошей. — Только запомни: в случае, если Шекспир откажется раскрыть секрет средства или, что еще хуже, попытается отомстить нам, сумма подлежит возврату. Кроме того, тебе придется доплатить нам десять процентов за потерю времени и моральный ущерб. В случае же, если Шекспиру удастся отомстить и он нанесет нам телесные повреждения, ты уплатишь штраф в сумме одной сотни.

— Я, правда, не совсем понимаю, в чем тут дело, — сказал Вонтлуш, — но пускай будет по-вашему.

После такого заявления мы решили, что соглашение можно считать заключенным, и Вонтлуш побежал за Юлиушем Лепким.

Но не успел он скрыться, как нас начали одолевать сомнения в правильности нашего поступка, а главное, мы боялись встречи с Шекспиром.

— На чем мы строим наши планы? — обеспокоенно заметил Пендзель. — На бредовых мыслях экс-боксера, который настолько впал в кретинизм в результате удара в челюсть, что даже стал писать стихи.

— Погоди-ка, Чамча, — вдруг обратился ко мне Слабый, — а откуда ты сразу добыл столько рифм?

Я смутился.

— Я ведь тоже пишу стихи, — признался я стыдливо и вместе с тем мужественно.

— Ты? — поразился Слабый. — Тебя-то ведь никто не бил в челюсть?

— У тебя превратное представление об искусстве, — поморщился я. — Ты что, считаешь, что стихи могут писать только бывшие боксеры?

— Хватит! — вмешался взволнованный Засемпа. — Я вот боюсь, что этот поэт надул нас. Время идет, а его все нет.

— Вполне возможно, что он опять забыл, — вздохнул Пендзель, — его положение значительно хуже, чем это может показаться на первый взгляд. Какое несчастье так влипнуть в его возрасте!

— Недолговечна спортивная слава, — произнес я. К счастью, наши сомнения относительно солидности экс-боксера оказались необоснованными. Как раз в эту минуту он вынырнул из зарослей, ведя за собой Шекспира.

Шекспир загадочно улыбался и как-то странно к нам приглядывался. Под этим взглядом мы почувствовали себя очень глупо и инстинктивно подались назад, с трудом преодолевая желание пуститься наутек.

— Вот ребята, о которых я тебе говорил, — сказал Вонтлуш. — Познакомьтесь.

— Мы уже знакомы, — процедил Шекспир, продолжая буравить нас взглядом. — Мы встречались на театральных репетициях.

— Вот и прекрасно! — наивно обрадовался Вонтлуш. — В таком случае нас всех объединяет интерес к искусству.