Средство от Алкивиада

— Зачем ты это сделал? — сурово спросил Дир. Я решил, что будет лучше не объяснять ему настоящей причины.

— Я… я нечаянно, — пробормотал я.

— Зачем ты вертел этот кран. Нарочно?

— Нет, что вы, мне только было интересно.

— Что — интересно?

— Что будет, если я поверну его в другую сторону.

— Видно, в этом классе придется воздержаться от каких бы то ни было опытов, — обратился Дир к Фарфале. — Это кретины. Мне кажется, что сначала придется с ними как следует подзаняться теорией.

— Вполне с вами согласен, — отозвался химик.

— Надо за них взяться всерьез. Вам придется мобилизовать всю свою энергию.

— Конечно, пан директор, я мобилизую, — сказал Фарфаля, и черные его глаза загорелись каким-то странным блеском.

Нас проняла дрожь. По школе, правда, давно кружили слухи, что Фарфаля обладает талантом гипнотизера, но нам еще ни разу не пришлось убедиться в этом на собственной шкуре. И сейчас мы почувствовали, что конец наш приближается семимильными шагами.

Как только нас оставили в покое, мы, как слоны, что в предчувствии близкой смерти, уходят на не доступные никому слоновьи кладбища, всем скопом побрели в Коптильню. Запыхавшиеся и подавленные, мы просидели там несколько минут молча. Потом Засемпа звучно высморкался и сказал:

— Только одно может нас еще спасти.

— Что — одно? — спросил я.

— Средство.

— Средство? — поразились мы. — Какое такое средство?

Засемпа, нахмурив брови, еще с минуту хранил молчание, как будто сосредоточенно обдумывая что-то, а затем задал чисто риторический вопрос:

— Вы согласны, что учителя — тоже люди? Мы с тревогой уставились на него.

— Ну, пожалуй, да, — ответили мы без особой уверенности.

Засемпа кивнул.

— А если учителя тоже люди, такие же, как любой из нас, то у каждого из них есть пята.

— Пята? — Брови у нас поползли на лоб. Неужели в результате последних тяжелых испытаний Засемпа так повредился в уме?

— Ахиллесова пята, — пояснил Засемпа. — Так это называют, братишки.

— Ахиллесова?

— А кто это такой — Ахиллес? — спросил Слабый.

— Не знаю, — пробормотал Засемпа, — кажется, какой-то греческий бандит.

— Да, это был греческий бандит, — поддержал его Пендзель с миной знатока. — Он был ударостойкий. Все ему было нипочем. У него было только одно слабое место. Если кто хотел его доконать, должен был вдарить этому типу в пятку.

— Интересно, — буркнул Слабый.

— Ну это совсем не с руки, — заметил я.

— А почему именно в пятку? — допытывался явно заинтригованный Слабый.

— Да отстань ты, Слабый, — обозлился Засемпа, — ведь не об этом сейчас речь, это я просто так… чтобы знали, что у каждого есть свое слабое место.

— Ага.

— Даже у педагогов есть слабое место, иначе говоря пята!

— У каждого?

— У каждого, — уверенно ответил Засемпа.

— У Дяди тоже есть пята? — спросил я недоверчиво. У меня все это просто в голове не укладывалось — никак не мог себе представить грозного математика, пана Эйдзятовича, с пятой.

— Даже у Дяди, — ответил Засемпа.

— И у пана Жвачека? — спросил Слабый.

— И у пана Жвачека.

— И у пана Фарфали?

— Конечно.

— А у Дира?

— Даже у Дира.

— И у пани Калино?

— И у пани Калино тоже.

— Какая же у нее пята? — спросил Слабый, который больше всех преподавателей боялся нашей географички, пани Калино.

— В том-то и дело… если бы мы знали, — вздохнул Засемпа. — Вся трудность в том и заключается, что нужно сначала нащупать эту пяту, а потом уже подыскивать средство. А как только найдешь, заживешь спокойно, без всякой нервотрепки, беззаботно, как ленивый вареник в сметане. Даже самый строгий гог ничего не сможет с тобой поделать.

В воздухе витал приятный залах подгоревшего варенья. Сонные мухи жужжали пианиссимо, паутинки бабьего лета залетали в окно Коптильни. Мы удобно разлеглись на соломенных матах и слушали Засемпу с полузакрытыми глазами. Да, это было бы великолепно — чувствовать себя эдаким ленивым вареником и спокойно дожидаться, что принесет тебе завтрашний день.

Но как только Засемпа замолчал, очарование исчезло, и мы сразу протрезвели. Все это было слишком прекрасно, чтобы походить на правду. Нет такого средства, которое спасло бы нас от недобрых педагогических сил. Кто в силах обуздать энергию пана Жвачека, спастись из силков Дяди, обмануть зоркий глаз пани Калино, ускользнуть от анализов Фарфали, не говоря уже о Дире? Скорее, мы могли бы поверить,

что сможем гипнотизировать тигров или заговаривать молнии.

— Ты что это — всерьез? — усмехнулся я.

— А как же?! Ты слышал, что говорил Али-Баба?

— Он уж больно хитро что-то завернул, — сказал я. — Я так ничего и не понял.

— А я кое-что засек, — заявил Засемпа.

— А что именно?

— А то, что они знают средство. Люди всегда находили средства от гогов. Ведь еще капитан Пуц…

— Теперь не те времена.

— Что ты! В таких делах ничего не меняется. Я уверен, что сейчас действует какая-нибудь система. Кицкий мне даже говорил…

— Ты что — веришь Кицкому? Это же такой фрукт!

— Да, — вмешался Пендзель, — меня тоже брат предупреждал. Оба Кицкие — фрукты. И младший и старший.

— А откуда Тадек знает про Кицкого? — спросил Засемпа.