— Да, папа, закрыла, — раздраженно ответила девушка, пытаясь держать себя в руках. — Почему ты постоянно обвиняешь меня в том, будто бы я выставляю себя напоказ перед людьми? Что бы тебе не говорили, не в моих привычках ходить по улице без накидки.
— Я рад это слышать, — мягко ответил Исаак.
— Действительно, друг мой, твоя дочь завернута, словно сыр для сушки, — подтвердил епископ. — Будь спокоен.
Рахиль улыбнулась под накидкой.
— А теперь, господин Исаак, скажи-ка мне, о чем, по-твоему, говорил этот несчастный? Мы здесь одни, кроме твоей дочери и Юсуфа, который нас не услышит.
— Я здесь, господин, — отозвался Юсуф, стоящий в углу комнаты у окна.
— Конечно, он нас не слышит, — пробормотал Исаак. — Но не тревожьтесь. Юсуф крайне скрытен.
— Это хорошо, — одобрил епископ, присаживаясь на обитую тканью скамью и кладя ногу на табурет.
— Я думал о словах юноши, и должен признать, что пока пребываю в сомнениях. Трудность в том, что многие из этих слов были сказаны на незнакомом мне языке, как мне показалось. Вполне возможно, что он сказал не «matar» и речь шла отнюдь не об убийстве, а это были какие-то слова на чуждом языке. А ты что думаешь, Рахиль? Можешь немного приподнять накидку, чтобы легче было дышать и говорить. Не думаю, что Его Преосвященство заподозрит тебя в злом умысле или нескромности.
— Спасибо, папа. — Рахиль немного отвела накидку от лица. — Мне показалось, что он произнес имя. Или два имени. Похоже на каких-то странных языческих богов. — Она замолчала в ужасе от произнесенного. — Но, скорее всего, я ошибаюсь, Ваше Преосвященство, поскольку этот молодой человек, семинарист, никогда бы не стал произносить имена языческих богов даже в бреду. Откуда ему было их знать? Таких имен я не слышала. Но они звучали странно, как… — Рахиль смущенно замолчала.
— Не переживай, дитя мое, — сказал Беренгер. — Я подумал о том же и тоже отверг эту мысль. Но все же мне показалось, что слова звучали как заклинания, которые произносят маги или идолопоклонники, чтобы вызвать злых духов и демонов.
— Я тоже об этом подумал, — добавил Исаак. — Хотя, уверен, что есть и другие возможные объяснения.
— Что ж, — мрачно заключил Беренгер, — если именно этим юноша занимался, что звучит крайне правдоподобно, то у нас в семинарии уже не простые недовольства, а идолопоклонничество, ересь и попытки заниматься колдовством.
— А это очень серьезно, — заметил Исаак. В прошлом, во времена дедов и прадедов ныне живущих людей, уже состоялись процессы, начинавшиеся с поиска еретиков и колдунов. Но до процессов город охватывала паника, когда все начинали обвинять друг друга: злобные вымещали старые обиды, указывая на соседей; жадные доносили на своих конкурентов и соперников. И всегда разъяренное население выплескивало свою злобу на евреев, и толпы людей ломились в стены квартала. Прежде чем король успевал вмешаться и восстановить порядок, многие погибали или оказывались разорены.
— Последствия могут быть самые роковые, — продолжал Беренгер. — Если мне не удастся пресечь зло немедленно, ситуация может стать столь же пугающей, как в дни охоты на катаров, когда из каждого угла мог выползти доносчик, а невинные страдали наравне с виноватыми. Исаак, я не хочу, чтобы такое повторилось в моей епархии.
— Прежде чем предавать город огню, — спокойно ответил Исаак, хотя его сердце сильно билось от страха и гнева, — нельзя ли предположить, что все услышанное нами есть не более, чем преувеличение? Подумайте о такой возможности, Ваше Преосвященство. Вместо новой ереси, охватившей город, у нас могут быть всего лишь трое юношей, недовольных своей жизнью и сблизившихся на этой почве. Они ищут того, что сделает их жизнь более легкой. Мы знаем, что одним из средств было вино. Но вот они наткнулись на книгу и попытались вызвать невидимые силы. — Исаак замолчал, чтобы дать епископу время подумать.
— А также выпили сильнодействующие средства, которые привели к их смерти? — В голосе Беренгера слышалось сомнение.
— Возможно и такое. Ясно, что Аарон и Марк были очень одинокими, и у них не было друзей, о которых кто-либо знал. Лоренс тоже был одинок? Понимаете, Ваше Преосвященство, если бы в семинарии было повальное увлечение этой новой ересью, у Лоренса тут были бы друзья или по крайней мере помощники в неугодных делах.