Средство против шарлатана

Юсуф, зачарованный, уселся на кровать. Он закрыл прекрасную книгу и принялся за две другие. На этот раз никаких волшебных букв, изящного шрифта, просто мертвые чернильные письмена, сплошь занимающие узкие маленькие странички, а вместо рисунков уродливые чернильные кляксы на шероховатостях пергамента. Юсуф бережно переворачивал страницы в поисках чего-то необычного и наконец поднял обе книги за корешки и принялся трясти их над кроватью. Ничего, кроме пыли. Он снова обратился к первой книге.

Шрифт был хоть и витиеватым, но понятным. Юсуф без труда произносил слова вслух, узнавал значение большинства из них, но общий смысл ускользал от него. Книга была написана на древней латыни, о которой ему еще предстояло много узнать. Он пожал плечами и отбросил попытки вникнуть в смысл. Сейчас слова были неважны. Его взгляд был прикован к рисункам и орнаменту. Юсуф перевернул страницу и увидел тонкую, гибкую охотничью собаку с головой, повернутой к закрученному хвосту, которая лежала внизу страницы, словно охраняя ее; через четыре страницы строчки были разделены изысканным узором, выполненным алыми чернилами, чуть тронутыми золотом. Юсуф долго смотрел на него, пытаясь запомнить вязь букв, а потом перевернул страницу. На пол выпал листок бумаги.

Мальчик положил книгу на колени, нагнулся и поднял листок. Тот был свернут маленьким квадратиком и адресован господину Лоренсу Мане. «Я должен прочесть, — виновато прошептал Юсуф, обращаясь к призракам, чья сила немного ослабела после того, как он взял в руки книгу. — Это может быть важно». Когда он развернул письмо наполовину, его сердце бешено забилось, словно он совершил опасное и постыдное преступление. Юсуф торопился. Ему удалось лишь уловить суть послания. Однако дальше юноша продвинуться не смог. Почерк был мелкий, буквы заостренные и плохо прописанные. Юсуф разложил бумагу на книге и попытался прочесть первые слова. Когда до него наконец дошел их смысл, он так сильно вздрогнул, что выронил листок на пол.

Из коридора донесся громовой голос.

— Где этот мальчишка? У него было достаточно времени, чтобы разобрать комнату по камню и вернуть все обратно.

Юсуф схватил письмо, кое-как сложил его и без лишних размышлений сунул за пазуху. С виноватым видом он снова раскрыл на коленях книгу, когда в комнату шагнул епископ.

— Молодец, — сказал он, глядя на книгу. — Ты нашел моего Овидия прежде, чем кто-нибудь решил присовокупить его к своей частной коллекции.

— Очень красивая книга, Ваше Преосвященство, — поспешно ответил Юсуф, вставая и передавая том епископу.

— Верно и очень дорогая, а также слишком сладострастная для мальчика твоего возраста. Ты что-нибудь прочел?

— Всего несколько слов. Я хотел посмотреть картинки.

— Что ж, но сначала расскажешь господину Исааку о своих находках. Только подумай, мой друг, этот смышленый паренек нашел ночной горшок. Можешь тихонько сесть в уголке и посмотреть картинки.

— Не стоит насмехаться над скромным сосудом для мочи, — заметил Исаак, который с некоторым изумлением прислушивался к разговору. — Он может нам многое поведать об умершем юноше.

— Еще я нашел под кроватью чашку, — добавил Юсуф, прячась от насмешек епископа за книгой. — Я поставил ее на стол рядом с ночным горшком.

— Что еще он приготовил для нас? — спросил Исаак.

— На столе, папа? — уточнила Рахиль.

— Начнем оттуда. Опиши все.

— Подсвечник. Свеча догорела до глиняного держателя. Еще медная чаша, которую не мешало бы почистить…

— В ней что-нибудь есть?

— Кажется, остатки пепла.

— Дай ее мне. — Исаак взял маленькую чашу и пальцем ощупал содержимое на дне, затем растер их пальцами и понюхал чашу. — Благовония, смешанные с другими веществами.

— С какими именно? — поинтересовался епископ. — И с чего ему взбрело в голову жечь благовония в спальне? Неудивительно, что у нас неприятности!

В голове Исаака промелькнуло несколько предположений, некоторые вполне разумные, другие крайне невероятные, но он не был совершенно уверен и потому не хотел делиться со своими спутниками.

— Возможно, мне удастся выяснить, — пробормотал он. — А теперь надо проверить мочу.

— Почти уверен, — начал Исаак, когда они покинули комнату, — судя по тому, как умер юноша, и другим признакам, он принял некое ядовитое вещество. У его мочи очень горький вкус и едкий запах. Также полагаю, что он принял снадобье добровольно. Яд был в той деревянной чашке, а не примешан к еде или питью.

— То есть он убил себя? — спросил Беренгер.

— Не совсем. Полагаю, он выпил из чашки, будучи уверенным, что находящаяся в ней жидкость исцелит его. Зачем бы тогда он стал так убеждать вас, Ваше Преосвященство, в том, что совершенно здоров, если сам в это не верил? Если человек предпринял отчаянную попытку распроститься с жизнью, он либо сожалеет об этом и умоляет спасти его, либо твердо намерен осуществить свое желание и просит дать ему умереть. Лоренс же утверждал, что здоров.

— Что было в чашке, господин Исаак?

— Пока не знаю. Попрошу Рахиль поискать в книгах сведения о подобных ядах.