Срез. Рассказы

Я распахнула дверь.

– Пошёл вон!

Антон молча вышел. Я побрела на кухню. И там – второй раз в жизни – увидела цыганскую собаку. У неё оказалось до странного много зубов. Она подвернулась кстати.

– Ххрр…

– Ага… и тебе не хворать… Обожди, дорогуша, – бормотала я, нащупывая ручку сковороды (жаль, не чугунная, давно пора купить), – сейчас тебе будет…

Собака прыгнула.

И в полёте увесисто огребла сковородой. Хрясь!!

И ещё раз! И ещё – уже мягкую. Чвяк! Чвяк!!

– Мама!

– Мама, что с тобой?!

На пороге стояли дети.

– Марш отсюда! – я замахнулась. – Марш!

Незнакомые мальчик и девочка попятились, глядя куда-то за меня. Я обернулась. На полу чернели комья земли, останки кактуса, фрагменты горшка. В голове что-то лопнуло и погасло.

* * *

Недавно я чистил электронный архив и увидел письмо от старого друга. Непрочитанное, странное письмо, будто куски дневника. Как я его не заметил? «Может, ты когда-нибудь напишешь обо мне. Если я раньше тебя уйду в иной мир. Только без юмора, что-то печальное. Чтобы жизнь моя прошла не зря. Я с недавнего времени стал худо понимать, что со мной творится…»

Друг этот пропал года три назад. Я пытался отыскать его, да без толку. Но уверен, что он жив, это возраст у нас такой. Человеку просто хочется исчезнуть. Уехать туда, где нет знакомых, потихоньку жить, думать, читать. Смотреть на воду. Иногда, глядя внутрь себя, я различаю осенний пляж.

Солнце только что встретилось с морем. Километры песка меняют цвет. Я вижу силуэт человека в шортах и панаме. Его тень похожа на детский рисунок. Сзади трудно понять его возраст. Плечи свободны, шаг расслаблен. В руках – хваталка для мусора с длинной ручкой и сумка-тележка. Его должность называется «смотритель пляжа». Это значит: собрать бутылки, пакеты, лохмотья водорослей, полить газон…

Его лечит эта работа. Вместе с пляжем он как бы чистит свою душу. И душа, пусть на время, становится лучше, новей. Печали – эфемернее, а счастье – бесконечным, как море или небо. По краю горизонта бахромой зависли облака. Чуть ниже элегантно позирует корабль. Тихо сегодня. Еле слышно шелестит прибой, а вода похожа на мех. Хочется погрузить туда руки, словно в нежную, мягкую шубу. Или накинуть её на плечи, будто мантию. Чтоб она тянулась за тобою без конца, размывая следы, удаляя ненужное прошлое…

«Антон… – шепчу я. – Антон!»

Человек медленно оборачивается.

Общага и дипломат

В институтские годы все мои «домашние» приятели завидовали сокурсникам, жившим в общежитии. Общага соблазняла цинизмом взрослой жизни, упоительным отсутствием родительской тирании. Но – с присутствием финансовой помощи из дома – единовременной, что важно. Мне, например, выдавался рубль в день. Или трёшка – это если повезёт и у родителей не окажется рубля. За этот жалкий рубль меня будили и выгоняли из дома в нечеловеческую рань – к первой паре. Кроме того, возвращение за полночь и / или в нетрезвом виде грозило тяжёлой и продолжительной нотацией.

На рубль мне следовало поесть. А ещё – желательно – выпить пивца с друзьями. Бутылка пива стоила тогда сорок четыре копейки. Иногда я выпивал две. В эти дни обедать приходилось пирожком с «кошатинкой» за девять копеек. Удивительно вкусным – съедался мгновенно и голода не утолял. Сдача бутылок приносила ещё два пирожка. Или один и сигареты «Прима» – самые дешёвые, за четырнадцать копеек. Отчего эти цифры так прочно застряли в моей памяти? Ведь я забыл намного более важные события и числа. Например, я хронически не помню дни рождения ближайших родственников. Не говоря уже о своём.

А как же стипендия? – спросите вы. Какая стипендия? А, ну да. Дело в том, что в компании моих друзей – типичных лоботрясов – стипендию получал один, максимум двое из пятерых, с циклической ротацией. Обыкновенно со стипендии получающие вели неполучающих в кабак. Финал понятен. Дома об этом знали, поэтому утренний рубль отстёгивался автоматически.

В общаге – иное дело. Средства из дома присылались целиком, раз в месяц. И люди тратили их, как хотели: кто с размахом, кто с расчётом. Мой приятель Миша, о котором речь впереди, растягивал месячное пособие недели на две. А на последние копейки отправлял домой телеграмму: «кислородное голодание срочно тридцать атмосфер». И мама высылала ему дополнительную тридцатку. В общаге можно было проспать занятия. Вернуться до рассвета, нетрезвым, ошибиться корпусом, этажом… Во тьме чужой комнаты громко упасть… А утром занять у хозяев денег. Наконец, что не менее важно, там обитали девушки. Много девушек – весёлых, независимых и смелых. Короче, общага требовала срочного освоения. И мы её освоили, конечно. Началось это так.