Срез. Рассказы

Антон оказался первым из будущих сокурсников, встреченных им в Москве. Он сразу понравился Виталию. Открытый, умный, начитанный. Виталий уважал начитанных людей. Сам бы побольше читал, но… Э! Какое там, если годами бреешься и завтракаешь одновременно? Антон напомнил ему младшего брата, которого у Виталия не было. А хотелось. Вот такого – интеллигентного, доброго, с книжным знанием жизни. И надо ему в этой жизни маленько подмогнуть. Подсказать. Чтоб не била лишний раз граблями-то. Как с девушками, например, себя вести. Когда от умных бесед переходить к делу. Это самый важный момент, его нельзя упустить. А то девушка теряется, не понимает, чего от неё хотят.

– Ну и как? – спрашивал Антон.

– Что как?

– Как отследить этот момент?

– А психология тебе на что? Наблюдай. Видишь – девушка заскучала, глаза кверху поехали. Ты ей сразу…

– Мадемуазель, позвольте вам впендюрить.

– Хм. Поизящнее можно бы. Но ход мыслей верный.

– А если «позвольте-с»?

– Во. Неси зачётку. Или допустим: она зевает, мол, поздно, то-сё. Пора спать. А ты…

– Мне тоже, Лена. Давайте спать вместе.

– Молодец. Но почему – Лена?

– Для тренировки.

Самому Виталию нравилась Татьяна Далматова. Однако методов своих он к ней не применял.

Ещё Виталий намекал Антону, что заправлять постель хорошо бы как минимум раз в неделю. И носки менять иногда. Но делал это без осуждения или сарказма, как бы исподволь. Ему очень нравилось это слово – «исподволь». Например, он интересовался:

– Антон, ты уже различаешь свои носки на левый и правый?

Если не помогало, Виталий задумчиво говорил:

– Знаешь, Антон, у нас в казарме был прикол. Бросали портянки вверх – типа чьи не упадут.

– Ты же в армии не служил.

– А, ну да.

Антон почти безропотно сносил эту опеку. Ему было двадцать шесть, а Виталию – сорок. Поначалу Антон не слишком уверенно говорил ему «ты». Он тянулся к Виталию и слегка перед ним робел. А мог бы тоже пошутить. У Виталия жили свои насекомые в голове. Взять, допустим, хлеб, который порой заменял ему нож, салфетку и гарнир. Без хлеба Виталий не ел ничего. Никогда. Но Антон не ожидал, что даже кусок торта он положит на хлеб. Очень странный получился бутерброд.

Только одной своей привычки Антон не уступил. И Виталий сдался. А именно – чтение ночами, иногда до пяти утра. Попав на факультет, Антон закупил гору литературы в области психологии и сопредельных наук. И осваивал её вместо сна. Это ему, как матёрой «сове», давалось легко. А днём засыпал в местах удобных и не очень: на лекциях, в курилке, под душем… Однажды, будучи в Ленинграде, Антон уснул в музее Пушкина на Мойке 12. По музею водили три экскурсии. Антон спал. И не как-нибудь, а прислонясь к дверному косяку. В чём ощущался подозрительный литературный фарс.

Как-то раз Антон задремал на семинаре у доцента Птициной. Это случилось не впервые. Голос у Птициной такой, каким бабушки читают внукам сказки на ночь. Вдруг Птицина замолчала и уставилась на Антона. И все посмотрели тоже. Виталий толкнул его коленом под столом.

– Ивашов, я вам не мешаю? – громко спросила Птицина.

– Что вы, Елена Ивановна, совсем наоборот, – вяло произнёс Антон и, поняв ошибку, добавил: – Извините, я хотел сказать, что… так лучше усваиваю материал.

– Ну, хорошо. На экзамене мы это проверим.

Вечером начинался его день. Заходили гости, сидели весело, тесно. Болтали о лекциях, тестах, новых книгах, готовились к экзаменам. Руководил занятиями Виталий, обладатель самых подробных конспектов. Дурачились в ролевые игры – здесь по праву лидировал Антон. Дроздов приносил гитару. Антон и Слава бежали за выпивкой. Алиса изображала девочку-подростка. Татьяна угощала растворимым кофе: «С лимоном! Насыпай, голытьба, от души отрываю».

– Таня, при чём здесь кофе? – протестовал Слава. – Водка ещё не остыла. На-ка, хлопни рюмаху… За недоношенных психологов!

– Слав! Ну, сколько повторять? Нельзя мне – потеряюсь для общества. Погибнет вечер. Ты выпей за меня.

Заглядывал дитя степей Ерлык, способный часами без отдыха рассказывать анекдоты. Даже когда его пытались остановить. Забегала миниатюрная Ольга с волосами цвета грейпфрута. «И Ольга ясная, как знаменье, к себе приковывает взоры», – шутил Антон. Забредали соседи из 217-го – Прошкурин и Дядьев. Мужчины без затей, несхожие только ростом и волосяным покровом. Дядьев – компактный, шевелюристый – носил отточенную мефистофельскую бородку. Прошкурин – длинный и лысый – владел на редкость тупой физиономией. Иногда Слава думал: как этот несчастный бреется перед зеркалом? Легко ведь порезаться от смеха. Однажды явился сосед Дроздова по комнате, носитель экзотической фамилии – Базлай. Без ненужных предисловий спросил картофелину, луковицу – и удалился. Согласно Дроздову, он был патологическим жадюгой и занимал этот суповой набор ежедневно, чередуя комнаты. Зимой в общежитии стал всё чаще появляться Шоренко.

Когда Рюрикова затеяла тот разговор, Слава быстро подумал: Шоренко. Спалился, морда. Морда жила в Славиной комнате несколько дней.