Срез. Рассказы

Вряд ли им были нужны мои три копейки. Так, лишний раз показать, кто здесь хозяин. Валить приходилось быстро. Для ускорения могли вломить пинка.

Лет через пятнадцать многое изменилось. Исчезли в прошлом гопники и дамба. Мою экипировку пополнил рюкзачок, вмещавший одеяло, две бутылки и стакан. Купаться я ездил на остров Зелёненький. Он целиком контролировался нашими людьми. В левой его части находилась база отдыха. Справа – дикие, но взаимолояльные палаточные лагеря. Самый основательный – лагерь Глеба. С июня по август – мой второй дом.

Глеб Анисимов, лысеющий, упитанный, крепко, но достойно выпивающий москвич, служил полковником в генштабе. Когда-то давно самарская родня вывезла его на Зелёненький. Глеб настолько проникся, что стал робинзонить там каждое лето. Уединение его, впрочем, длилось недолго. Через племянника Глеб закорешился с компанией моих друзей – типичных пляжных раздолбаев. Разницу в годах легко не замечал.

Вскоре лагерь Глеба разросся до шести-семи палаток. Владельцы беззаботно оставляли их, уезжая по делам на материк. Постепенно утвердился жилищный коммунизм. Закруглив еженощный сейшн, участники расползались по вакантным местам. Иногда там уже кто-то валялся. Минута полусонной ругани, кряхтения, стонов, и лагерь затихал.

Глеб поднимался раньше всех. Деловито шагал за барханы – в туалет. Затем держал курс вдоль берега, против течения. Отходил километра на три и совершал утренний заплыв. Вернувшись, убирался, мыл посуду, реанимировал костёр. Заваривал чай в котелке… Его душа не выносила беспорядка.

Позднее, наведываясь в столицу, мы частенько зависали у Глеба. На своей территории полковник оказался болезненно методичен. Ни рюмки до того, как сварится (почищенная нами) картошка. Хозяин между тем лишал костей селёдку. Резал ломтиками, живописно укладывал в хрустальный поднос. Сбрызгивал маслом, посыпал колечками лука. Он был собран и точен, как нейрохирург. Затем раскладывал по мисочкам солёные волнушки, бочковые огурцы (лично ездил на рынок). Мелко шинковал укроп… А в холодильнике изнывала от нетерпения принесённая гостями водка.

Утро. Тягостное пробуждение на раскладном кухонном диване. Глеб ушёл на лыжный кросс. Заявится весёлый, свежий до противности. С порога крикнет: «Рота, подъём! За пивом бегом марш! В ларёк у продмага только что завезли».

Зимой полковник употреблял исключительно горячее пиво. «Летом надо охладиться, кто бы спорил, – рассуждал он, – но зимой-то это бред. Прямая дорога к ангине. А горячее – наоборот, профилактика. Я вот, например, с детсада не болею…»

(Иногда в наших широтах случаются зябкие дни. В такие дни, прихлёбывая разогретый Tooheys, я вспоминаю Глеба. А если предварить рюмахой водки, м-м-м… Да хлебца чёрного в тостере запечь. Сдобрить его маслом, шлёпнуть ломоть красной рыбы… Волнующая тема!)

Как-то раз я Глеба рассердил. Звоню ему в пятницу вечером. Отвечает незнакомый пьяный голос:

– Штаб-квартира полковника Анисимова.

– А где сам?

– Спит. Ты, вообще, кто?

– Ну, допустим, Макс. А ты?

– Ну, допустим, Лёха. Чё хотел?

– Заехать, посидеть.

– Через магазин?

– Естественно.

– Годится. И провизии какой-нибудь возьми.

– А девчонок тебе не подогнать?

– Хэ-хэ! – усмехнулась трубка. – Девчонок отставить – своих навалом.

Дверь открыл Глеб, запустил меня в коридор. Взгляд тяжёлый, будто не узнаёт.

– Ты чего? – спрашивает.

– Как чего?.. Пообщаться, – я тряхнул сумкой.

– Позвонить не мог?

– Звонил. Лёха какой-то ответил… Сказал, приезжай. Я думал…

– А разве это Лёхина квартира?

Из комнаты донёсся звон посуды и женский смех. Я повернулся к двери.

– Ладно, заходи, раз приехал, – вздохнул Глеб. – Два часа посидишь и уйдёшь. Сам. И не делай больше так, поссоримся.

Добраться на остров было несложно. Утром и вечером ходил паром. Недалёко от пристани – лодочная станция. Свезёт – попадётся знакомый на моторке. А нет, так бомбилы домчат за рубль. Нет рубля? Наливай стакан – и поехали. Спиртное имелось всегда. Без него в лагерь прибывали только комары.

Обитатели палаток со временем менялись. Измученные отдыхом старожилы ехали в цивилизацию. Их ждали чистые постели, горячий душ, еда без скрипа на зубах. Новые бойцы везли на остров запасы провианта, алкоголя, сигарет. Гостей нетерпеливо высматривали с берега. Наконец зоркий Юденич объявлял: «Ваня и Пальтишкин. В дрейф легли, подонки». Лечь в дрейф означало заглушить мотор километра за три до цели. И, двигаясь по течению, начать банкет в спокойной обстановке. Наблюдая это, похмельные островитяне звереют. Наконец лодка вонзается в песок. Прибывшие выпадают из неё – счастливые до упора.

– Опять дрейфовали, гады?! – атакуют их на берегу.

– Много выжрали?

– Сейчас я их порву! – орёт Юденич.

– Э, э… без горячки, пацаны, – Ваня хитрожопо улыбается, – бутылку за доставку, это же святое…

– А сколько везёте?

– Ящик.

Лица островитян светлеют.

– Ого! Красавцы.

– Герои!

– Стахановцы.

– Выгружаем – и к столу! – командует Глеб. – Стахановцам пока не наливать.