Всякий раз, находясь в городе на рынке, Ромашкин частенько оглядывался через плечо, но на третий день, когда заметил за собой слежку, проявил особую осторожность. И как нельзя вовремя. Мальчик-привратник Смирнова едва успел протянуть свёрток, как к нему бросились двое мужчин, и только дьявольское везение помогло Андрею Петровичу избежать ареста. Ни минуты не сомневаясь, он использовал свою трость как палку и наотмашь рубанул ближайшего преследователя по лицу. Не ожидавший такого проворства от явного увальня бедолага только и смог обиженно вскрикнуть да рухнуть на прилавок с рыбой. Трость от удара лопнула, и оставшаяся заострённая щепка с рукояткой тут же вонзилась как троакар хирурга в горло второму, успевшему схватить за рукав. Сам того не ожидая, Ромашкин расправился с соглядатаями как заправский убийца или даже профессиональный диверсант, о которых он читал в брошюре. На одних инстинктах, ни проронив ни звука, быстро и чётко. И только видевший всё это юноша с восхищением проронил: "Экспедиция… хитрый как лиса, беспощадный как волк и сильный как лев".
К посёлку перевёрнутых вверх килем отслуживших свой век лодок Андрей Петрович пробирался словно мышка, скрывающаяся от кошки. Ещё загодя он выяснил, каким образом он доберётся до Альбиона, и теперь искал рекомендованного ему человека. Иссохший, морщинистый владелец утлого рыбацкого челнока в высокой кожаной шляпе, штопая старую сеть, запросил за то, чтобы отвезти его на остров, двадцать пять ливров. Конечно, ныне всё в городе стоило дорого, но это уж ни в какие ворота не лезло. Устремив на перевозчика холодный взгляд, Андрей Петрович предложил ему два экю, надеясь, что он не сдерет всё содержимое его кошелька. Французских денег у него было не так уж много, а доставать фунты из котомки он побоялся. Все в Дюнкерке пуще смерти боялись иметь дело с контрабандистами, при которых не было видно товара, но лишь до тех пор, пока дело не касалось барышей. А коли касалось, робкие горожане мигом забывали о страхе перед гильотиной и готовы были, как шакалы, сражаться за каждый денье. Лодочник открыл было рот, потом закрыл его, пригляделся к клиенту повнимательней, оценивая необычную сумку на поясе, из которой торчала рукоять явно не половника и, к его удивлению, заявил, что он оставляет его без куска хлеба. "Кусок изо рта вырывают" — так и сказал, после чего сердито указал на свою посудину.
— Наденешь плащ Жиля. Если не понял, Жиль это ты — мой помощник.
— Это обязательно? — уточнил Ромашкин.
— Залезай! Да поживее, я не собираюсь тратить целый день из-за каких-то жалких пары монет. Эдак я с голоду помру. Пугают людей, заставляют работать за гроши…
Так он и причитал, даже когда, усердно работая веслами, вывел лодку в залив.
— Опускай сеть в воду, — приказал лодочник.
— Зачем?
— Ты что, в первый раз? Сеть должна быть мокрая, мы рыбу ловим.
— А-а, — протянул Ромашкин. — Понимаю. Это хитрость такая.
Травя за борт сеть, Андрей Петрович чуть было не упустил её в воду и ухватился за верёвку в последний момент, словно так и должно было быть, чем вызвал одобрение лодочника.
— И ещё, месье. Я вижу, что Вам терять нечего и человека прихлопнуть, что до ветру сходить. Вы не думайте обо мне плохого, я свою работу знаю. А пока перебирайтесь ближе к носу и ложитесь-ка отдыхать. Сейчас я поставлю парус, и к утру мы будем на косе. Все дурни отчего-то спешат к Дувру, но мы-то не дурни? Да?
Ориентируясь по каким-то приметам, звёздам и ещё чему-то, псевдорыбак вывел свою посудину прямо к косе утопленников на рассвете. Оттуда до Уолтона было рукой подать, а сети и перевёрнутые лодки наблюдались тут же. Рассчитавшись, Андрей Петрович с удивлением обнаружил, что лодочник не спешит обратно, и поинтересовался причиной.
— Жду того, кому надо на ту сторону, — сухо ответил тот и отвернулся, не желая продолжать разговор.
"В принципе, — рассудил Ромашкин, — если есть те, кто спешит убраться с материка, вполне вероятно найдутся и антагонисты. А мне пора, успеть бы до вечера в Лондон".