— С каких это пор магистрат верит на слово вору? — с удивлением произнёс я, пряча документы и разливая вино в походные кубки. Вы посмотрите на его рожу, я б такому и ржавый гвоздь не доверил. Он похож на одного мошенника, которого я как-то видел на ярмарке в Руане. Совсем как ваш ворюга. Личико детское, смотрит невинными глазами, а сам только и думает, как тебя облапошить.
— Всё так, как Вы говорите, однако этого душегуба, едущего на тарантасе вместе с каким-то паном, встретили по дороге управляющий именьем и ксёндз. Они подтвердили его слова: наглый, одноглазый, рыжий. Любой шляхтич при встрече со слугой Господа пожелает тому здоровья или добра в дороге, а этот даже и внимания не обратил. Князь Сулковский был в это время в Кракове и пообещал разобраться. По всем дорогам отправили егерей, а к Хельму выслали нас, так как этот мерзавец Жулиньский наверняка драпает сейчас к Московитам.
— Sant'e! — приподняв кубок на уровне глаз, произнёс я.
Поляк повторил тост на французский манер.
— Предполагаете догнать? — с сомнением в голосе спросил я.
— Тут, простите, и барану понятно, что за это время он уже чёрт знает где. Однако приказ надлежит исполнить. Но если честно, я сам родом из Вильно, всех шляхтичей знаю и Жулиньских там отродясь не жило. Можете мне верить, а все эти беды наверняка из-за упыря Збышека. По крайней мере, так все в Кракове говорят. Даже здесь вам каждый скажет, что этот тать, людей режет как овец и никого не боится, так как приходится родственником самому… — Тут унтер-офицер замолчал, боясь сболтнуть что-нибудь лишнего.
— А что ж Вас сюда-то занесло, — перебивая паузу, спросил я, — это ж дорога на Люблин?
— Хм… Пару стаканчиков винца бы, да и перекусить с утра не мешало. А тут повозки с грузом, да и трактир весьма известный кухней… Маришка (с придыханием)… Вот мы и завернули, проверить, так сказать.
— По-человечески я Вас понимаю, — сказал я, — кормят здесь отменно, да и девушка необыкновенная, но зачем этого дурня перевязанного с собой таскать?
— Как зачем? — удивился унтер-офицер и хотел добавить, как вчера, в Сандомире, купец на радостях весь день поил их за свой счёт, пытаясь объяснить рыжие патлы свейскими родичами, и что Жабинские только соседи, а он Жубельский, — но промолчал. Второго такого случая ему явно не представится, а значит таскать за собой воришку, только заводного коня напрягать.
Видя некоторое замешательство, я продолжил:
— Своим докладом и всеми этими смертями Вы меня совсем напугали… Немедленно выезжаю из трактира. — И уже практически по-заговорщицки, шёпотом, высказал просьбу: — Но учитывая последние известия и явную угрозу мне лично, я могу попросить Вас сопровождать меня хотя бы до Люблина? Двадцать талеров лично Вам и по два каждому солдату.
— Со мной преступник… — с явной неохотой в голосе произнёс Ежи Тыц, поглядывая то на золотые монетки, то на анкерок, то на пустой свой кубок.
— Тридцать талеров! — сказал я. — А этого вора заприте здесь, под охраной. На обратном пути заберёте.
— Надо кормить…
— Тридцать пять талеров немедленно и ещё пятьдесят злотых, если сопроводите до границы с Брест-Литовском. Голодными не останетесь. Я лично напишу бригадному генералу князю Антонию Павлу Сулковскому о Вашем участии.
— К вашим услугам, — произнёс унтер-офицер, отсалютовал и спустя минуту вышел во двор.
Присматривая за ним из-за занавески, я увидел, как унтер собрал возле себя пятерых солдат и услышал, как после короткого объяснения одобрительно зашумели фузилёры. Сам же Ежи Тыц, не иначе уже ощущая двухмесячный оклад в своём кошельке, с иголочки мундир, и нового коня, вместо своей клячи, стал громко отдавать команды.
Когда мы выезжали из трактира, ни я, ни мои спутники не могли знать, что в пятидесяти шагах по дороге на Сандомир, в петле на дубовом суку висело тело несостоявшегося разбойника Яныка. Правосудие в этих краях, несмотря ни на какие новопринятые Кодексы, часто вершилось по старинке, со всеми приверженностями к традиционным ценностям и порядкам. Впрочем, как и во многих других случаях, личная заинтересованность играла здесь далеко не последнюю роль.
Днём погода стояла сухая, теплая, и мы каждый день проезжали по шестьдесят вёрст, а ближе к ночи кутались во всё, что могло хоть как-то согреть, проклиная постоялые дворы и вспоминая уютный трактир. Надо отдать должное польскому унтеру и его людям, что принятые на себя обязанности они выполняли со всем старанием. Шли всё время в авангарде, бегло осматривая одиночные повозки и подозрительных путников. А вот, на пристроившихся к ландо "штеттинских купцов" особого внимания не обратили: рыжих и одноглазых среди них не было, значит, и переживать не о чем.
6. Первым делом орало, но в итоге всё равно получился щит и меч.