Срезанная ветвь

Платформа въехала через широкий проём в центр башни, жрецы сошли с неё, и я начал медленно подниматься наверх через полупустые этажи. Сперва всё было в запустении. Чем выше, тем живее этажи становились — там начались мастерские, затем — оранжереи, устроенные прямо под оконными проёмами, затем пахнуло едой.

Вполне привычной, человеческой едой — уж я-то теперь разбирался в различиях.

Платформа остановилась в десятке этажей от самого верха здания. В зале, украшенном небогато, но со вкусом, в первую очередь бросились в глаза не то мультимедийные, не то артефакторные экраны на широкой стене. Там мелькали чьи-то человеческие лица, улицы городов, в угловом — какой-то странный фильм.

Под экранами стоял стол.

За столом сидел человек. Мужчина средних лет. Достаточно высокий, плечистый, в странной куртке из кожезаменителя. Он поднял взгляд на меня, и я узнал его лицо.

Узнал через века, разделявшие нас со дня предыдущей встречи.

— Нестор, — произнёс я его имя.

Передо мной был один из легендарных Секаторов Бункера. В известных мне реальностях он был Секатором всю вторую половину двадцатого века.

Я вспомнил то, что рассказывали мне некоторые Лифтёры, попадавшиеся в прошлых жизнях. Говорили о том, что он какой-то особенный человек-парадокс, чьи воплощения совпадали в совершенно-разных веках. Что его называют также Гаурангой, Бахауллой и ещё чёрт знает кем. Разумеется, не во всех воплощениях он был Секатором миров, но где-то…

Значит, вот кто возглавляет ту самую команду «других ребят», про которых говорила Ольга. Интересно, знала ли она об этом?

— Здравствуй, сын мой, — сказал он, подойдя и протянув руки для объятия.

— Здравствуй. Но я знаю своего отца, он другой человек.

— Ты всё забыл, Эль. Я твой приёмный отец. Именно я вынес тебя во младенчестве на руках из умирающего мира. И именно я возродился с тобой в Бункере, а затем провёл с тобой там твои первые десять лет жизни.

Он подошёл ближе, вполне искренне собираясь меня обнять. Я почуял, что в нём чуть больше процентов сечения, чем у меня, ненамного — девять, может, десять. Он тоже сенс, разумеется — в таком мире Секатор точно попадает в Сенса. Разумеется, я отстранился, обдумывая сказанное.

— Только вот не надо сцен из дешёвых фильмов. То есть ты — тот, кто убил моих настоящих родителей, который уничтожил мой родной мир, не дав мне прожить в нём и пару лет жизни?

— Увы, да. Именно так. Это был обречённый мир… Как и этот. Девяносто первый год, СССР, знаешь ли, ох, сколько раз я разваливал эту страну, а через развал — уничтожал мир. Сколько раз выжигал мир в ядерной войне.

— Что это был за город? — вдруг спросил я. — Откуда ты меня вывез?

— Караганда, Казахстан. Ты был потомком ссыльных немцев, а твой отец — был одним из моих лучших молодых инженеров, участвующих в реконструкции «Периметра». Я… твоя мать была в бункере, ты родился буквально у меня на руках за пару минут до очередного, окончательного ядерного удара. Я сразу увидел в тебе Секатора, того, в ком есть искра, пронзившая все Ветви Древа. Взял тебя на руки, и мир исчез.

— Ты же понимаешь, что я должен тебя ненавидеть?

— Понимаю, — сказал он. — Мы уже встречались с тобой несколько раз, хоть ты и не помнишь. Думаешь, ты ошибался всего два раза, или сколько там говорит Верховный? Каждый пятый, если не четвёртый раз — это промах, требующий помощи другого Секатора. Это нормально. И каждый раз ты говорил то же самое. И каждый раз…

Нестор промолчал, глядя в панорамное окно.

— Кто-то из нас убивал второго, — догадался я. — Так чего же ты ждёшь, если всё решено.

— Нет, мой друг, не всё так просто. Звёзды пошли полосой, это дурной знак. Ветвь сорвалась в Бездну, как ты видишь. А мы всё ещё живы — уже два с лишним месяца. Это значит, что мир уже оторван от Древа, но никак не может умереть. И его надо добить — в этом наша окончательная функция.

— Оторван от Древа? Я думал, что это эвфемизм, и связь Ветвей всё равно сохраняется.

— Нет, мой друг. Мы копии. Мы жалкие копии тех, кем были, пока Ветвь была частью Древа. Скорее всего, копии уже умерли в Древе. Нам не выбраться наружу. Можно лишь облегчить страдания, уничтожить всё сразу.

Он подошёл к камину у стены и взял приличных размеров кочергу.

— Пойдём. Я кое-что покажу.

Нестор взошёл обратно на платформу, и мы поехали вниз. Пока ехали — он странно принюхался, нахмурился.

— Здесь кто-то был ещё? — сказал он. — И драконы тоже говорили о том, что с тобой был кто-то. А! Вспомнил. Лекарь! Это же она общалась с тобой на Земле.

— Давно ты здесь? — зачем-то спросил я, хотя мне было не так уж и интересно.

— С четыреста семьдесят шестого года. Полторы тысячи лет. Нет, я родился, как и всегда, в девятьсот сороковом. На Аляске. Быстро освоил навык самоврачевания с помощью одного представителя Тайной Полиции Успел с помощью Лифтёра отправить весточку в девятнадцатый век, помнишь, тот пражский парень?

Он рассмеялся.

— То есть, ты тоже также играл со мной? — спросил я.

— Вроде того. Хотя, на самом деле, я направлял твой путь.

— Центр Треугольника. Надо же… Ты — Центр Треугольника, ведь так?