Толкаясь на входе, заскочили в палатку и построились вокруг раскалённой жаровни, рядом с которой стоял Тетенов с коричневой пузатой склянкой в руке. Оглядев нас, плеснул немного жидкости на жаровню, где она мгновенно вскипев, запарила. И тут до нас дошло, почему так противно и ехидно ухмылялись старослужащие. Через секунду, как младший сержант плеснул, дыхание перехватило и на меня накатил судорожный кашель. Из носа мгновенно потекли сопли, а из глаз слёзы. Сообразив, что раскалённые пары поднимаются вверх, а внизу чистый воздух, я рухнул на землю и тут же, откатившись в угол, смог видеть, что происходило в палатке. А там, потеряв от слёз, соплей и кашля ориентацию в пространстве, металось в поисках выхода из палатки безумное стадо курсантов, завалив на землю жаровню и заодно Тетенова. Четверо из них нащупали выход и пытались вырваться в наружу, но Бушмелев не давал им выскочить и закидывал их обратно, а они вновь и вновь безуспешно атаковали выход. Мой манёвр оказался правильным и своевременным и я буквально за пятнадцать — двадцать секунд пришёл в себя — прокашлялся, проперделся и проморгал глаза от слёз. А ещё через двадцать секунд, сообразив что через выход на улицу не прорваться, толпа курсантов дружно ломанулась на стенку палатки, заново завалив на землю Тетенова и палатку от мощного удара сорвало с кольев на начхима. Капитан потерял равновесие и упал на снег, а через него на карачках, к свежему воздуху ползли кашляющие, ничего не видящие курсанты. Все, в том числе и я, сорвали противогазы, дышали часто — часто, вдыхая в себя чистый и морозный воздух. Весь помятый и истоптанный капитан химической службы, наконец то выбрался из под палатки и сразу же накинулся с руганью на замкомзвода. Но ругался не долго, так как палатка вновь зашевелилась и оттуда вылез растерзанный Тетенов с хорошей ссадиной на лбу. Помимо ссадины в правой руке он держал горлышко от разбитой склянки с учебным отравляющим веществом хлорпикрин, остатки которого прочно пропитали шинельное сукно сержанта. Капитан с Бушмелевым смеялись во всё горло, над Тетеновым, мы же вынуждены были лишь хихикать, чтобы своим смехом не обидеть младшего сержанта. Но тому было не до нас: от пропитанной химическим веществом шинели так несло, что через две минуты он согнулся и стал бурно блевать на снег. Химик с Бушмелевым подскочили к командиру отделения, сорвали с него шинель и стали умывать того снегом и через две минуты Тетенова увели в санчасть, а мы начали устанавливать поваленную палатку. И к приходу остальной батареи всё было в норме. Нас опять построили и проверили противогазы. Всё оказалось просто: нас уже пару раз гоняли в противогазах и чтобы нормально дышалось мы повыдёргивали клапана и на этом погорели. Бушмелев за это одел на нас противогазы и мы ХОРОШО побегали. Под конец марш — броска старший сержант специально загнал нас на караульный городок, где по кругу плотно стояли большие металлические плакаты с выдержками из Устава Гарнизонной и Караульной службы. Стёкла в противогазах к этому времени замёрзли напрочь и мы ничего не видели. Метались по площадке, пытаясь найти выход, но постоянно натыкались на препятствие и отовсюду неслись вскрики и удары о металл. В конце — концов Бушмелев сжалился над нами и мы сняли противогазы. Из запасов начхима поставили в клапанные коробки клапана и снова, но уже благополучно прошли обкуривание хлорпикрином.
До Группы советских войск в Германии осталось 156 дней.
Глава пятая
В батарее наконец — то стало тихо. Взвода разошлись на занятия: первый и второй, одевшись потеплее ушли на учебные точки на прямую наводку, а третий и четвёртый в учебные классы, где до обеда будут заниматься в тепле. Завтра всё будет наоборот — мы пойдём на занятия в поля до обеда, а первый и второй взвода будут заниматься до обеда в тепле.
Мне повезло — наступила моя очередь стоять на тумбочке следующие два часа и я с удовольствием занял место дневального у входа в расположение. Можно было немного расслабиться, а вот остальным двум дневальным придётся эти два часа побегать и попотеть, наводя порядок. Мне, после смены с тумбочки, придётся лишь натереть мастику центрального прохода до блеска и до обеда можно будет слегка расслабиться.
Через час мне уже надоело стоять на тумбочке и я с лёгкой завистью поглядывал на остальных дневальных, которые оперативно закончив наводить порядок сидели на табуретках и «точили лясы». Тяжело вздохнув, сменил положение ног, расслабив теперь правую ногу в стойке «Вольно», и уставился на часы висевшие над входом. Под моим взглядом минутная стрелка дёрнулась и перескочила на следующее деление.
— Медленно, медленно, чёрт побери, — тоскливо перевёл взгляд на дверь бытовок комнаты, из- за которой внезапно послышался шум. Дверь резко распахнулась и из неё заполошно выскочил старшина батареи старший сержант Николаев с ведром в руке.
— Дневальный ко мне! — Громко заорал Николаев, как будто я находился на далёком расстоянии.