Читаем Срочно меняется квартира полностью

Вобла шла и на продажу. Я сидел на мосту и, ловко выколачивая лихую дробь с помощью двух дощечек, заменявших кастаньеты, горланил: «Кошкам рыбы, кошкам рыбы, кошкам рыбы и котам!» Иногда ко мне подходила мадам Петрова и спрашивала:

— Что стоит эта дря́нная рибочка?

— Пятнадцать копеек, как для вас, — отвечал я ей в тон.

Она небрежно ковыряла пальцем воблу и переспрашивала:

— Так что — пятнадцать копеек? Сотня, чалка, пуд?

— Десяток, мадам Софа Борисовна, теперь не нэп, цены дорожают.

— Шалопай! — взвивалась покупательница. — Нет, вы имейте на него зрение. Этот байстрюк и двоечник хочет пятнадцать копеек за кошачью рыбу!

Как это было давно, мадам! Как давно! Теперь ту же самую воблу вы купите у цыганенка по три рубля за десяток. Цыгане в нашем городе давно не поют песню: «Мы, цыгане, не пашем, не борнуем — коней воруем и тем торгуем». Они торгуют воблой — тощей, жесткой и кривой, как шпигорь из забора. Это уже не пирожки, а гвозди с глазами. Что же касается цен, мадам, то еще давно замечено, что стихия рыночных цен зависит от многих причин.

И все-таки раз в жизни я увидел зеленый рассвет.

Вобла начинает идти косяками ранней весной. И вот в апреле я отправился за воблой. С мостов ее теперь в нашем городе не ловят. Все осталось тем же — и река, и улица, и дома, а мосты появились новые, не деревянные, как раньше, а сугубо железобетонные. Выросли и стали дедушками мои уцелевшие сверстники, но они не ходят на мосты. Праправнучки той воблы, которую мы ловили в детстве, не любят железных мостов. Я пошел за город. Путь мой лежал к Афанасию Афонскому, или, как говорят местные остряки, «за последний мост, по последней улице в последнюю обитель, где никто не курит».

Проходя через кладбище, еще в темноте я увидел странный рассвет. На обычном алом фоне неба вдруг появились длинные мерцающие лучи зеленого света. Я протер глаза и вспомнил слова Артема Чарного: «З получки усе рассветы зелениють, як скризь бутылку», но получки не было. А небо все более отчетливо становилось из алого желтым, а из желтого зеленым у самого горизонта. Выше оно плавно и спокойно сливалось с обычной голубизной. И тогда меня застигла догадка: это же и есть тот самый зеленый рассвет! Я положил рюкзак у креста и закурил: по соседству с теми, кто бросил курить, это как-то придает храбрости.

Удивительные зеленые лучи все ширились и поднимались выше. Еще не было видно солнца, а только эти щупальца, похожие на пучки прожекторного света, властвовали, царили и мерцали на светлеющем небосклоне. Потом выкатилось обычное, похожее на медный таз для варки варенья солнце. Оно подмигнуло мне и сказало: «Дурак! Все кончено. Собирай манатки и иди отсюда подальше. Тебе еще рано присоединяться к большинству! Ты еще покуришь свой вонючий «Беломорканал»!

Но я не пошел. Я сидел зачарованный и все вспоминал о зеленых лучах, а их уже не было — был обычный восход.

О чем я размышлял? О том, что не надо искать чудес далеко от родной стороны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Проза