Срочно нужен герцог

— Понимаете… Лучше бы отец ударил меня… Его молчание и демонстративное презрение разрывали мне сердце. Трехмесячное заточение и чувство вины из-за того, что я совершила, сломили мой дух настолько, что, выйдя на свободу, я начала во всем слепо подчиняться отцу и строго выполнять установленные им правила поведения.

— Правила поведения?

— Нуда. Например, я имела право носить только строгие закрытые платья, чтобы ни шея, ни руки не были открыты. Волосы всегда должны были быть аккуратно причесанными. Прическа должна быть всегда в порядке. А еще мне нельзя было бегать, громко смеяться, разговаривать с незнакомыми людьми и со всеми мужчинами вообще — даже если я до этого была знакома с ними всю свою жизнь. Чуть ли не под страхом смерти мне запрещалось выходить куда-либо без сопровождения компаньонки — сварливой и вздорной старухи. Слава Богу, она отказалась ехать со мной в Лондон.

Нет, это еще не все… Мне не позволялось быстро есть или просить добавки. Я должна была выходить из дома только для выполнения каких-то обязанностей, потому что отец, в сущности, превратил меня в экономку. А в церковь я, разумеется, должна была ходить только с викарием. Я не имела права иметь собственное мнение, не говоря уже о том, чтобы высказывать его вслух. Мне запрещалось есть сладости. Я не могла никому жаловаться, не могла… Ну, в общем, вы сами все поняли…

— Да, вижу, что вас держали в черном теле. Но что-то не верится, что даже такое строгое воспитание смогло сломить вашу волю. Как ни крути, вас не назовешь послушной и уступчивой.

Феба покачала головой:

— Боюсь, что вы не поняли, Рейф. Я добросовестно выполняла все запреты и предписания. Я из кожи вон лезла, чтобы стать другим человеком, стать другой девушкой — идеальной леди и образцовой дочерью, совершенно новой Фебой Милбери. Это было совсем не трудно. Все, что мне нужно было делать, — истребить в себе прежнюю Фебу, которой я была до этого. — Поглаживая грудь, Рейфа, Феба тем временем продолжала: — И мне казалось, что я успешно справилась с этой задачей. До тех пор, пока не встретила вас. До того вечера в саду, залитом лунным светом. Наверное, та, прежняя, Феба не умерла. Он просто спала все это время. Пока вы, Рейф, ее не разбудили.

Марбрук взял Фебу за руку и сплел ее пальцы со своими.

— Знаете, у меня с самого первого дня нашей встречи было точно такое же чувство — словно я проснулся. Или заново родился.

Феба улыбнулась и вздохнула:

— Вот и хорошо. Может быть, теперь ваша очередь рассказать о себе? А я посижу рядом и послушаю ваш рассказ.

Рейф устремил взгляд в потолок с облезлой штукатуркой.

— Рассказ… Да что там, в сущности, рассказывать? Ну, моя мать тоже умерла рано, когда я был ребенком. Мне тогда было всего восемь лет. Я помню, как приехал Брукхевен, чтобы забрать меня с собой. Я знал, что мой отец — какая-то важная шишка, но ни разу его до этого не видел. Мне хочется думать, что он любил мою мать по-настоящему. Что я появился на свет в результате чего-то большего, чем сиюминутная вспышка животной страсти. Но боюсь, я так никогда и не узнаю этого наверняка. Мать Колдера, леди Брукхевен, проживала где-то далеко. Мы редко ее видели. Как бы там ни было, похоже, она не имела ничего против моего присутствия. Спустя несколько лет она скончалась, но Колдер скорее всего едва ли это заметил: он был ближе к отцу.

Феба кивнула:

— Наследник.

— Вот именно. Что ни возьми — Колдер везде был первым. Первым садился за стол, когда приходило время обеда, у него у первого появилась своя чистокровная лошадь, он первым узнавал от отца азы управления имением и состоянием Марбруков.

— Вы думаете, ваш отец любил Колдера больше вас? — Рейф пожал плечами:

— Я знал одно: Колдер всегда был моим соперником, почти врагом. И воевали мы с ним за внимание отца. И раз Колдер был первым в Брукхевене, я решил верховодить во всем остальном. Ну а теперь я подошел к той части моего рассказа, которая, возможно, будет для вас неприятна.

Феба подняла на Рейфа глаза и, насмешливо глядя на него, спросила:

— Вы намекаете на то, что вы не девственник? — Рейф рассмеялся:

— Не смейтесь надо мной. Я же не смеялся над вами, когда вы рассказывали мне о себе.

Вместо извинения Феба поцеловала его в грудь. Рейф продолжал:

— Я отличился тем, что первым затащил в постель горничную, которая все время заигрывала со мной и всячески давала понять, что не прочь завести со мной интрижку, первым узнал вкус спиртного и напился до беспамятства, похитив несколько бутылок вина из винного погреба. Я первым затевал драки со здоровенным верзилой — сыном кузнеца. Точно так же, как мне не было равных во многих других вещах. Меня выгоняли из лучших частных школ. Мне не было равных по количеству скандалов с моим участием, которые попадали в газеты. Я первым завел себе любовницу из числа замужних женщин.

— А что ваш отец? Он отметил ваши беспримерные старания, врожденное стремление к первенству и успехи на всех этих поприщах?