— Не более обычного, — сообщил он. — Даже чуть поменьше. Плавание чрезвычайно полезно в этом смысле — укрепляет мышцы, а значит, кости несут меньшую нагрузку.
— О, я и не знала.
— Ну, откуда же вам знать. А теперь выкладывайте начистоту, что заставило вас прийти.
Она раскрыла рот, но, так и не издав ни звука, закрыла его. Он, явно недовольный, покачал головой и вышел в гостиную, она — тише воды, ниже травы — за ним следом. В этой небольшой прохладной комнате он уселся на дальний край желто-коричневого дивана.
Хеллер осмотрелась. Ей бросились в глаза отделанные мягчайшей кожей диван с креслами, девственной чистоты стеклянные столешницы журнальных столиков, высокие керамические лампы под бежевыми абажурами. Мраморный фасад маленького камина украшала разрисованная доска с несколькими спортивными наградами на ней. На стенах висели портреты в серебряных рамах — явно родителей и самых близких родственников. У противоположной дивану стены помещалась техника — телевизор, стерео, проигрыватель для компакт-дисков, видик и самая последняя приставка для видеоигр.
— Вот было бы раздолье для Коди! — заметила Хеллер.
— С ним что-нибудь неладно? — Сложив руки на коленях, Джек с вопрошающим видом нагнулся в ее сторону.
Закусив губу, Хеллер села в противоположный конец дивана, положив сумочку себе на колени.
— Хм… Он все спрашивает, когда вы… к нам еще придете.
Джек сжал губы, на его скулах заходили желваки. Выпрямившись, он положил руку на спинку дивана.
— Вы, надеюсь, объяснили ему, что успешно отшили меня раз и навсегда? — В его голосе звучала горечь.
Глаза Хеллер наполнились слезами, она захлюпала носом.
— Ах, Джек, простите меня.
— Представляете себе, что я чувствовал? Вы же не просто отказали мне в знакомстве, вы публично высекли меня.
— Я знаю, — прошептала Хеллер. — Тогда мне казалось, что это единственный способ пресечь сплетни.
— Какие сплетни?
— Я была уверена, что вы все знаете, — удивилась она. — И своевременно приняла меры. Может, они сработали.
— О чем вы толкуете? — Джек снова склонился в ее сторону, внимательно вглядываясь в ее лицо.
— Ко мне приходила мама. По ее словам, Кэрмоди повсюду треплет языком, что мы с вами любовники.
Джек продолжал смотреть на нее. Он ничего не сказал, ничего не сделал, а просто смотрел на нее в упор. И тут ей стало ясно, что ему совершенно безразлично, что говорит про него Кэрмоди или кто-либо другой.
Но ее снова охватил гнев.
— Я не могла допустить, чтобы ваше имя смешивали с грязью.
Джек еще больше наклонился в ее сторону и положил свою большую руку между ними.
— Хеллер, я взрослый человек, — твердо сказал он. — И в разумных пределах могу сам распоряжаться своей личной жизнью. Кэрмоди Мор мне повредить не может. Он может распространять про меня какие угодно небылицы: люди, которые меня знают, уверены в моей порядочности и не изменят своего мнения обо мне, не имея на то достаточно веских оснований. Хорошо бы и вам относиться ко мне с таким же доверием и не делать скоропалительных выводов о том, что для меня хорошо, а что — плохо, не побеседовав, во всяком случае, предварительно со мной.
Хеллер с такой силой обхватила свои колени, что кровь отлила от кончиков ее пальцев.
— Вы так ничего и не поняли! Свифты и Моры люди в своем роде опасные. Вы хороший человек, и я не хочу, чтобы ваша репутация страдала из-за того, что по доброте душевной вы уделяете внимание мне и моему семейству.
Джексон Тайлер в изумлении воздел руки к небу.
— О чем вы толкуете? Мне и моей репутации не страшны никакие сплетни, распространяемые Кэрмоди Мором. Что же до Свифтов и Моров, то из всей этой компании меня интересуете только вы и ваши дети.
— Значит, вам не известно, какой репутацией мы пользуемся.
— Вы так полагаете? Заблуждаетесь. Я знаю, что ваш отец был забулдыга, каких мало. Знаю, что после гибели вашего брата он упился до смерти. Знаю, что жизнь в родном доме была для вас адом, и догадываюсь, что, выходя замуж за Кэрмоди, вы надеялись ее изменить.
— Да, — грустно усмехнулась Хеллер, — а попала из одной помойной ямы в другую.
— Но в ней не остались, — заметил Джек. — Собственными силами вы выбрались из нее, и, с моей точки зрения, это героический поступок.
— Ах, Джек, — сокрушенно возразила Хеллер, — вы так ничего и не поняли! Как бы я ни старалась жить иначе, всегда найдутся люди, которые не прочь поставить меня на одну доску с родителями.
— Это глупо.
— Может, и глупо, но это так. Всякий раз как Фанни напивается в каком-нибудь клубе до бесчувствия или, того хуже, в беспамятстве демонстрирует какой-нибудь непристойный номер стриптиза, покупатели наутро косятся на меня и делают гнусные намеки на события минувшей ночи. А собутыльники моего папаши?! Вот уже сколько лет прошло после его смерти, а они все надеются, что я пойду по его стопам. Они, Джек, говорят мне такое, что ни в жизнь не осмелились бы сказать какой-нибудь женщине, работающей в вашей школе. А все потому, что они уверены: яблоко от яблони недалеко падает!
— Какая вам разница, что они о вас думают?