В экипаже стало гораздо хуже. Как только суматоха с усаживанием завершилась, и карета пришла в движение, Рейф отчаянно осознал их уединение. Конечно, Лондон копошился вокруг них, пока они ехали на Бонд-стрит, но все же эти шумные массы народа казались всего лишь бормотанием ручья в молчаливом лесу. Напряжение, которое установилось между ними, заглушило весь мир, оставив их только вдвоем.
Рейф попытался сломать это напряжение.
– Вы довольны тем, как вас устроили в Брук-Хаусе, мисс Милбери?
Девушка подняла взгляд с выражением благодарности.
– О да. Моя комната совершенно уютна. Такая большая, и даже кровать достаточно просторна для двоих… – Она замолчала, ее румянец стал еще ярче.
Да, хотя и не такая большая, как в комнате маркизы, кровать в той комнате была большой и с роскошными занавесями. Этот предмет мебели всегда напоминал Рейфу о будуаре в гареме – или, по крайней мере, он воображал гарем именно таким.
Феба закусила губу. Как она только смогла заговорить о кровати, во имя всего святого!
К счастью, Марбрук, кажется, ничего не заметил. Он казался совершенно спокойным, когда смотрел в окно – до тех пор, пока она не заметила пульсирующий мускул на его подбородке, и то, как он перемещался на сиденье, словно что-то причиняло ему дискомфорт.
Она сама начала ощущать на себе воздействие раскачивающегося экипажа. Ритмичный перестук колес по мостовой причинял огромный вред ее спокойствию, словно добавляя пыла в ее возбуждающие мысли.
Шокирующие мысли. Неправильные мысли. Ей было очень стыдно за себя.
Феба размышляла над тем, сколько еще раз сегодня она сумеет устроить так, что Марбрук помогал ей со спенсером…
Он выбрался из экипажа за рекордное время, очевидно, ему так не терпелось сбежать от нее.
Но все же Рейф с мягкой любезностью помог ей выйти наружу и предложил руку, чтобы проводить ее к дверям Лемонтёра, где наготове стоял Кэбот.
Как только они оказались внутри, Кэбот указал Марбруку на удобное мужское кресло и продемонстрировал набор сигар и графинов.
– Виски, – пробормотал Марбрук, и ему немедленно был вручен стакан с янтарной жидкостью. Кэбот не выказал ни малейшего беспокойства тем обстоятельством, что было еще немного рановато для виски… и, говоря по правде, Феба сама была бы не прочь сделать небольшой, успокаивающий нервы глоток, но ей ничего не предложили.
Вместо этого, ее загнали за «кулисы» возвышения. Две симпатичные служанки ожидали там с огромным выбором платьев, которые не могли быть для нее одной.
Оказалось, что могли.
– Хозяин приказал сделать все новое, – произнесла одна из девушек. – Как только вы наденете платье от Лемонтёра, вы никогда больше не захотите носить ваши старые платья.
Феба наблюдала с изумлением, как настоящее богатство Брукхейвена становилось очевидным. Она думала, что голубое платье, которое ей уже прислали, было замечательным, и так оно и было, но сейчас оказалось, что это обычное платье для интимного ужина, а не величественный ансамбль, как полагала Феба.
Первая вещь, которую на нее надели – то есть нарядили, словно куклу – оказалась прекрасным платьем голубовато-зеленого шелка с хитроумно устроенным лифом, который приподнимал ее грудь и поддерживал на поверхности, как бакены в море. Однако в талии платье оказалась немного тесновато.