Царевич замедлил шаг, почти убежденный аргументами супруги, но два лишние пролета, уже пройденные усталыми ногами — неужели зазаря?! — мстительно склонили его к продолжению движения.
— Давай, раз уж всё равно на этаж выше поднялись, подойдем к его двери, тихо стукнем, и если сразу не ответит…
— Ну, ладно, — вздохнув, согласилась Сенька при упоминании о бесцельно пройденных ступенях, и зевнула так, что чуть не вывихнула челюсть. — Только стучать будем совсем тихонечко, идет? А потом по-быстрому на кухню — и хоть чего-нибудь пожрать организуем! Сил моих дамских больше нет с вашими международными отношениями!
— Хорошо, — кивнул и тоже не удержался от зевка, сопровождаемого обиженным бурчанием голодного желудка, Иван.
Но, к их разочарованию, стучаться не пришлось вовсе: дверь комнаты деда Голуба была приоткрыта, из щели лился белый свет находкиных амулетов и лихорадочный скрип пера о бумагу.
— Не спит… — обреченно выдохнула царевна и потянула дверь на себя.
— Как замечательно, что ваши высочества соблаговолили почтить вашего покорного слугу своим поздним визитом! — сразу оторвался от перевода и заулыбался всеми морщинками старик.
Работа над хрониками бесчисленных поколений царей родной страны иногда влияла на его вокабуляр самым диковинным образом.
— Добрый вечер, дедушка, — вежливо склонил голову Иван.
— Скорее, спокойной ночи, — разочарованно буркнула Сенька.
— Тогда уж лучше сразу с добрым утром, — хихикнул дедок, осторожно откладывая в сторону перо и бережно дуя на лист бумаги перед собой, исписанный почти до конца плотным неровным почерком.
Серафима скептически оглянула разнокалиберные пергаменты, разложенные и раскатанные в несколько слоев по всем горизонтальным поверхностям комнаты деда Голуба.
— Ну, и чего такого срочного можно в наше время выкопать в пыли веков, что стоит услышать посреди ночи двум усталым наладчикам лукоморско-костейских отношений на межгосударственном уровне?
— О-о, множество и множество любопытнейших фактов, способных повлиять на ход нашей истории! — старик пропустил мимом ушей ехидство, направленное явно не в его адрес, и гордо распрямил затекшие от долгого сидения за столом плечи[96]
.Он был не просто рад приходу лукоморцев — он был счастлив до неприличия, и положительно сиял и лопался от нетерпения поделиться с ними последними находками…
Но, увы, законы гостеприимства никто еще не отменял.
— Чаю травяного с бутербродами с маслом и сыром…
— О! — радостно встрепенулась и потерла ладошки царевна.
— …не предлагаю, — быстро закончил дед, — не припас, извините.
— О.
— Но зато можете садиться куда угодно, где вам будет удобно, — радушно обвел он рукой меблировку своих апартаментов.
— Куда-куда садиться? — послушно проследил за широким жестом, но чего-то недопонял Иванушка.
— Куда угодно, — любезно повторил дед, но тут же спохватился: — Только не на летописи, не на рукописи и не на архивы!
Это оставляло на выбор посетителей всего два места приземления: полка для шляп у дверей и антресоли шкафа.
— Спасибо, мы постоим, — по зрелому размышлению отказался Иван.
Сенька же, обворожительно улыбнувшись мгновенно растаявшему от мегаваттов ее обаяния Голубу, сгребла с пола у себя под ногами пару веков костейской истории, положила их на семьдесят лет позабытых событий на диване, подхватила всё и свалила в кучу на тройку неизвестных войн на подоконнике.
— Правда, здорово придумала? — довольно подмигнула она остолбеневшему и онемевшему от таких новшеств в ведении архивного дела Голубу, — Теперь на них точно никто не сядет даже по ошибке! Вань, падай!
Дед тоскливо вздохнул, мысленно махнул рукой на пропавшие в три секунды три дня кропотливой сортировки, снова вспомнил про обязанности хорошего хозяина и выжидательно взглянул на гостей:
— Ну, как прошло первое состязание наших благородных претендентов? Оно ведь сегодня было, ничего не путаю? А то я в обществе этих эпох и эр… которые вы только что так ловко свалили в одну кучу… что-то немного оторвался от действительности.
— Прости, конечно, если чего не так похозяйничали, дедушка, — помрачнела физиономия и царевны, — но за те пять часов, что провели на приеме у победителя — неподражаемого барона Жермона — уходились мы, как сивки на горках: ноги не держат, и слова нехорошие не держатся… А что касается первого конкурса… Аристократия, ешки-матрешки!.. Из сорока двух вопросов ответили на одиннадцать! Из них — три ответа Кондрахины, два — свита подсказала общими усилиями, еще два — советники присоветовали, а остальные… ох, лучше не напоминай.
— А вы над чем сейчас работаете? — вежливо поинтересовался Иванушка, галантно прикрывая тыльной стороной ладони зевок.
— Я… я… я…Я вспомнил!!! Вспомнил, что хотел поглядеть!!! Но где же он?.. Ох, ворона старая — опять куда-то задевал!.. Хотел ведь поближе положить, чтобы вам показать — и на тебе!.. — сокрушенно хлопнул себя по тощим ляжкам старичок и вдруг бросился и зарылся в белые горы своих записей, как ныряльщик в волну. — Сейчас, сейчас, сейчас…